13 плюс

А потом все шумели и кричали и чуть по столам не прыгали. И создали тайное общество по поддержке книг. Чтобы обмануть бездушную программу и сохранить литературу. И Янка тоже туда вступила. Потому что тоже хотела сохранять литературу. А Пашка, как самый громкий, стал вроде председателя в тайном обществе. Составили списки, разделили по буквам. И чтобы каждый, значит, заходил регулярно в библиотеку и открывал тексты. Сначала — всех своих. Это в первую очередь, чтобы своих. А потом уже и остальные. Тогда программа будет видеть, что тексты читаются, и не удалит ничего. И литература в целом сохранится. А Пашка еще сказал, что надо связаться с другими школами, а потом даже и с другими городами. Потому что если не мы, то кто возьмется за такое? А глупая программа так ведь просто вычистит всю культуру и литературу из библиотек. Что останется нашим детям?

Это так Пашка вещал, насчет детей. А девчонки краснели и хихикали. А парни ржали. Дураки, ясно.

Но этим вечером Янка выполняла норму по спасению литературы.

И на другой день — тоже.

И на третий.

Это ведь совсем не трудно: зайти в библиотеку, по фильтру найти те тексты, которые давно не открывались, кликнуть мышкой, вернуться, зайти в следующий…

А через неделю Пашка подводил итоги кампании. Спасли, сказал он, столько-то. Под угрозой — столько-то. Роботы проклятые жрут нашу человеческую литературу! Но мы на стоим стрёме, мы здесь не просто так! Нас поддержали все три районные школы!

— А тебя, Янка, — сказал он строго, когда все стали расходиться, — я попрошу задержаться.

Она как раз торопилась домой, чтобы скорее поужинать, а потом…

— Ну? — спросила она.

Пашка помолчал, сурово глядя ей в лоб, а потом показал, как много текстов пропало из-за Янки. Потому что она редко кликает мышкой. Потому что ей в лом, что ли, поддержать народ, когда все вместе и разом и заодно.

— Когда мы едины, — сказал Пашка, — мы непобедимы. Понятно тебе, Зайцева?

И это было даже как-то страшно — по фамилии. Как Петр Иванович, прямо.

Она стала говорить, что каждый ведь вечер. И что вот сейчас специально торопилась домой, чтобы — в библиотеку. И что у нее свидетель есть — мама. Но говорила как-то неуверенно, как-то тихо. И глаза — вниз и в сторону.

— Постой-постой, — сказал Пашка. — Так ты — что? Ты, может, это… Ты их читаешь, что ли?

— Ага, — кивнула Янка, чуть не плача.

— Эх, ты… Мы здесь не для того, чтобы читать и удовольствие от этого получать. Мы — чтобы спасать литературу! И чтобы писать литературу. Вот ты сама — сколько текстов написала вчера?

— Я просто не успела. Я читала.

— А надо — писать!

И это — Пашка. Который — ни дня без строчки. А что еще скажет Петр Иванович, когда узнает?

Но Янка все слушала, все кивала, а сама ждала, когда можно будет бежать домой. Там поужинать, а потом — в библиотеку. Там такой прикольный текст нашелся. Как раз про школу, только не как у них сейчас, а как раньше. И там про старшеклассников, и про любовь, и про большую войну…

— Спасатели — вперед! — крикнул в конце Пашка.

И рукой так показал: мол, в атаку, вперед, беги, Янка!

И Янка побежала домой. Она решила быстро-быстро покликать мышкой, чтобы помочь спасти литературу. А потом, думала она, можно будет открыть тот прикольный текст и прочитать, наконец, до самого конца. Потому что в очереди есть еще про единорогов, и еще про рыцарей и драконов. И еще много всего интересного.

Но сначала — спасать литературу.

Талант

В кабинет директора школы бочком-бочком прокрался какой-то совершенно не местный тип. Городок был маленький, все и всех тут знали — так вот этот как раз был совсем не отсюда. И по одежде, и по повадкам своим осторожным, по прическе странной — чужак.

Он подсел на указанный ему стул, а потом, оборачиваясь на закрытую дверь, полушепотом объяснил свою миссию.

Новое открытие. Гениальное. Оно же — изобретение. Специальный аппарат, испускающий специальные мыслительные волны. Повышает талант ребенка от десяти до ста процентов — в зависимости от податливости мозга. Гарантировано. Но — дорого. Потому что нигде в мире, кроме как тут и прямо сейчас. Проездом. А то, что дело дорогое, так он, проезжий, для того к директору и зашел. Договориться.

— Десять процентов, — сказал он строго, еще раз зачем-то оглянувшись на дверь.

— А звать-то вас как? — спросил директор, как бы невзначай кивнув, соглашаясь.

Был предъявлен паспорт общего образца. Из паспорта следовало, что изобретателя зовут Александром Григорьевичем, фамилия его была длинная — Пиотровский. Вот сама эта фамилия еще раз подтвердила, что все серьезно. Потому что — такая фамилия. Именно такими должны быть фамилии у настоящих ученых и изобретателей. Ну, еще Эйнштейн, конечно. Но у того чистая теория. Формулы непонятные и сплошное емцеквадрат. Тут же — специальные мыслительные волны и настоящий аппарат для их испускания. Экспериментальная модель.

— А на взрослых — никак? — поинтересовался директор.