– Флоренс никому не рассказывала, что именно, но кое-какая информация просочилась. На самом деле дневники – чуть ли не главная причина, по которой она перестала допускать публику в дом. Помнишь, несколько лет назад сносили старые конюшни во дворе? Так вот, тогда один из рабочих наткнулся на фрагмент дневника, спрятанный в щели старой каменной кладки. Его тут же выпроводили, строго велев не разглашать прочитанное. Думаю, Флоренс заплатила ему, чтобы держал язык за зубами. Но, конечно, в итоге все выплыло наружу.
– И что там было написано?
– Скажем так, ничего хорошего. Элизабет посещала местную знахарку, мудрую женщину, как их тогда называли, училась у нее разбираться в травах, врачевании и тому подобном. Очевидно, она обладала даром к целительству и хотела развить его – а это отнюдь не одобрялось некоторыми горожанами. Знахарей всегда связывали с колдовством. Суеверия были широко распространены. Не перевелись еще охотники на ведьм, и преследования случались, хотя страшные времена охоты на ведьм уже остались в прошлом. Лорд Элвесден чувствовал, что рано или поздно беда грянет, и не ошибался. Он запретил Элизабет иметь какие-либо дела со знахаркой, опасаясь, что жена и сама попадет под подозрение и будет повешена как ведьма. Но Элизабет продолжала поступать как хотела. Не обращала внимания на всякие правила и, казалось, совершенно не заботилась о том, что думают другие. Ее всегда считали эксцентричной, что тоже усугубляло ситуацию. В конце концов, как и предвидел Элвесден, произошло нечто, и обе женщины попали под подозрение. Знахарка была еще и повитухой. И как-то ребенок, которого она приняла, умер вскоре после рождения. Хватило, чтобы пошли толки. Заговорили о колдовстве. Знахарку прогнали из города, и она поселилась в лесу, предоставленная самой себе. Разве что несколько горожан сочувствовали ей и, когда могли, приносили еду. Без их помощи она, скорее всего, уехала бы отсюда. Говорят, Безумная Мораг – из ее потомков.
– А что случилось с Элизабет?
– Ей повезло меньше, – ответил Фабиан. – Дети обзывали ее на улице. Люди крестились, когда она проходила мимо. А то и плевали. Однако, несмотря ни на что, она оставалась невозмутимой и даже продолжала самостоятельно изучать целительство. Лорд не был дураком и понимал, что произойдет, если жена не изменится, но Элизабет стояла на своем. Его запреты только усиливали ее решимость. И в конечном счете Элвесден поддался давлению своих советчиков.
Таня была потрясена:
– Он поместил ее в лечебницу за то, что она изучала целебные травы?
– А тогда для этого не требовалось ничего особенного, – сказал Фабиан. – У женщин не было никаких прав. Всем распоряжались их отцы или мужья. Женщину могли счесть сумасшедшей, даже если у нее рождался внебрачный ребенок. Нередко невинных, совершенно нормальных женщин запирали по воле мужа и оставляли гнить в заведении для душевнобольных… и если они не были сумасшедшими, когда попадали туда, то там обычно сходили с ума.
– Так… с ней и произошло? – спросила Таня. – Она сошла с ума и умерла там?
Фабиан смотрел почти виновато:
– Не могу поверить – неужели Флоренс ничего тебе не рассказала?
Таня почувствовала, как надвигается что-то совсем дурное.
– Не рассказала о чем?
– Таня, Элизабет Элвесден не просто умерла в психушке. Она покончила с собой. Повесилась.
Судьба Элизабет Элвесден не шла у Тани из головы весь оставшийся день. Когда они вернулись из своей вылазки, она сказала Фабиану, что неважно себя чувствует, и спустилась вниз, собираясь прогуляться у ручья и проветрить голову. Ее терзало жгучее любопытство. Больше всего на свете хотелось увидеть дневники Элизабет и узнать, что же бабушка так старалась сохранить в тайне. Не связано ли это с «плохим делом», о котором говорил фейри в детской?
Проходя мимо библиотеки, Таня была настолько поглощена своими мыслями, что почти не обратила внимания на тихие голоса, доносившиеся из-за двери, – но вдруг услышала свое имя.
– …Я не хочу, чтобы она была здесь, ты же знаешь… эти проблемы… – сказала бабушка.
– Чем скорее уедет, тем лучше, – откликнулся Уорик. – Мы не можем оставить ее здесь, это не вариант.
Что-то заскрипело – возможно, стул, – заглушив следующие несколько слов.
– …Сегодня в лесу, – прошептала Флоренс.
– Повезло, что я нашел их вовремя, – проговорил Уорик.
Таня неподвижно стояла за дверью, слушая низкий голос бабушки:
– Мне следовало послушать тебя раньше.
– О чем вы? – хрипло спросил Уорик.
– О переезде. Теперь так и поступлю, когда отправим ее домой. Все зашло слишком далеко, это мучает меня. Я была глупа, что отказывалась.
– Вы действительно уедете? Бросите все?
– Думаю, придется. – В голосе Флоренс слышался намек на слезы. – Я не хочу, но не вижу другого выхода.
– Но вы любите этот дом. Я думал, вы никогда не расстанетесь с ним.
– Я люблю его и всегда буду любить. Когда она родилась, я мечтала… что все здесь однажды станет ее. Но теперь… это невозможно. Как я могу оставить Тане такое наследство?
– Вы когда-нибудь думали рассказать ей правду? – спросил Уорик.