1356

Слуги выгуливали лошадей без седоков по пастбищу, а другие просто паслись. Люди стояли небольшими группами, передавая бурдюки с вином.

Каптал не мог различить, что изображено на двух знаменах, потому что они висели без движения в безветренном жарком воздухе, но само их наличие означало, что среди латников находятся и лорды, а лорды означали выкуп.

- Их больше, - сказал каптал и замолчал, когда его лошадь погрузила переднюю ногу в лесную подстилку. - Их в два раза больше, - продолжал он, - но мы гасконцы.

У него было немногим более трех сотен латников, все в шлемах, со щитами и готовые сражаться.

- Чего они ждут? - спросил один из латников.

- Воды? - предположил каптал. День был жарким, обе армии шли быстро, лошади мучились от жажды, а на возвышенностях не было воды, и он подумал, что арьергард решил дать своим жеребцам напиться из речушки.

Он повернулся в седле и сделал знак Гунальду, своему оруженосцу.

- Шлем, щит, пику и держи топор наготове, - он посмотрел на своего знаменосца, заметившего его взгляд и ухмыльнувшегося.

- Сомкнуть ряды! - призвал он своих воинов. Он поднял забрало шлема и надел его поверх капюшона кольчуги.

Он просунул левую руку через петлю своего черно-желтого щита и схватился за ручку. Оруженосец помог взять пику наперевес. Все воины на краю холма делали то же самое.

Некоторые обнажили мечи, а Гийом, могучий воин верхом на таком же огромном коне, вооружился шипастым моргенштерном.

- Не трубить, - приказал каптал.

Если он протрубит сигнал к атаке, то враг будет предупрежден на несколько секунд раньше. Лучше просто выскочить из леса и быть уже на полпути вниз по склону до того, как французы поймут, что в этот теплый полдень их посетила смерть.

Его лошадь заржала и снова тяжело ударила копытом.

- Во имя Господа, за Гасконь и принца Эдуарда, - сказал каптал.

И пришпорил коня.

Боже, думал он, нет ничего, что может сравниться с этим чувством. Хороший конь, крепкое высокое седло, пика и враг, которого застали врасплох.

День наполнился грохотом копыт, комки грязи разлетались во все стороны из-под тяжелой поступи трехсот семнадцати всадников, вылетевших из-за деревьев и бросившихся вниз по склону.

Знамя каптала, ярко сияющие серебряные двустворчатые ракушки на фоне черного креста на желтом поле, развевалось в воздухе, знаменосец поднял его высоко. Теперь люди кричали:

- Святая Квитерия и Гасконь!

Каптал засмеялся. Святая Квитерия? Это была христианская девственница, отказавшаяся выйти замуж за лорда-язычника, которой отрубили голову, но ее обезглавленное тело подобрало отрубленную и окровавленную голову и отнесло ее на вершину холма, и в этом месте, как говорят, и поныне случаются чудеса.

Она была гасконской святой. Проклятая девственница! Но, может, она принесет чудо, в котором они нуждались. Восемьдесят семь вражеских знамен могли потребовать чуда.

- Святая Квитерия и Святой Георгий! - крикнул он и увидел, как француз развернул лошадь, чтобы отразить атаку, и у него не было ни пики, ни щита, лишь обнаженный меч, каптал толкнул своего боевого коня левым коленом, и лошадь послушно повернула.

Казалось, она чувствовала, куда каптал хочет направиться, и галопом пересекла дорогу, и пика каптала скользнула в живот противника, издав резкий звук, пройдя через кольчугу и воткнувшись в нижнее ребро, он отпустил пику и протянул правую руку, чтобы оруженосец подал ему топор.

Он предпочитал топор, а не меч. Топор мог пройти через кольчугу, даже через доспехи, и снова он коленями направил коня в сторону бегущего человека, взмахнул топором и почувствовал, как тот раскроил череп.

Он выдернул топор, поднял щит, чтобы отразить слабый удар мечом слева, и наблюдал, как тот человек исчез в кровавом месиве, когда моргенштерн Гийома расправился одновременно со шляпой с белыми перьями, черепом и мозгами.

Всадники-гасконцы врезались во врага. Это не была честная схватка. Арьергард французов отдыхал, уверенный, что если кто-то в их армии и увидит противника, то это будет авангард, но вместо этого враг был среди них и убивал.

Каптал тоже убивал и пришпоривал коня, не позволяя французам хоть как-то построиться. Больше всего их было около брода, где под несколькими ивами находилась толпа людей и лошадей, и каптал свернул в ту сторону.

- За мной! - прокричал он. - За мной! Святая Квитерия!

Воины развернули коней, чтобы последовать за ним, всадники были в кольчугах, а на громадных жеребцах блестели стальные доспехи. Кони под забрызганными кровью охотниками сверкали глазами и скалили зубы.

Каптал нырнул в дезорганизованную массу французов и взмахнул топором, услышав крики, панику вражеских лошадей, он погрузился в толпу, не переставая кричать. Французы уже бежали. Воины забирались в седла и пришпоривали лошадей.

Некоторые кричали, что сдаются, а по всему заливному лугу скакали гасконцы, убивая, разворачиваясь и пришпоривая лошадей, чтобы снова убивать.

Каптал думал, что ему придется пробивать себе путь через толпу людей, но толпа рассыпалась, они убегали, а он догонял, а нет ничего проще, чем убивать убегающего.