1356 (ЛП)

Люди графа целый день посматривали на белокурую Женевьеву, и Роланд слышал смешки за своей спиной и подозревал, что латники обсуждали пленницу, но ночью они не предприняли никаких попыток пройти мимо Роланда, и на следующее утро они поскакали на север и свернули на дорогу, ведущую в сторону Лиможа, а Женевьева тем временем мучила Роланда предположениями о том, что ее муж сбежал из Монпелье.

- Его трудно захватить, - сказала она, - и он ужасен, когда мстит.

- Я не боюсь с ним драться, - ответил Роланд.

- Значит, ты глуп. Думаешь, меч защитит тебя? Ты, наверное, зовешь его Дюрандаль? Она засмеялась, когда тот покраснел - очевидно так и звал. - Но у Томаса есть черненый тисовый лук, - заявила она, - и тетива из конопли, и стрелы из белого ясеня. Ты когда-нибудь встречался с английским лучником?

- Он будет сражаться благородно.

- Не будь глупцом! Он обманет тебя, устроит какой-нибудь трюк и собьет с толку, и в конце концов ты будешь утыкан стрелами, как щетка щетиной.

Может быть, он уже впереди! Может, лучники поджидают на дороге? Ты их не увидишь. Первым, что ты заметишь, будут удары стрел, а потом крики лошадей и смерть твоих воинов.

- Она права, - вмешался Жак Солльер.

Роланд храбро улыбнулся.

- Они не будут стрелять, миледи, из страха попасть в вас.

- Ты ничего не знаешь! С двух сотен шагов они могут стрелой сбить сопли у тебя из носа. Они будут стрелять.

Она гадала, где может находиться Томас и боялась, что снова может попасть в руки церкви. Она боялась за сына.

Следующую ночь они провели в гостевом доме монастыря, и снова Роланд охранял ее порог. Других выходов из комнаты не было, она не могла сбежать.

По дороге, до того как достичь монастыря, они проехали мимо группы торговцев с вооруженной охраной, и Женевьева окликнула их, сообщив, что захвачена против своей воли.

Путники выглядели обеспокоенными, пока Роланд со спокойной вежливостью не объяснил, что она его сестра и не в своем уме. Он говорил так, когда бы Женевьева ни обращалась к прохожим.

- Я везу ее туда, где за ней будут присматривать монахини, - сказал он, - и торговцы поверили и прошли мимо.

- Так ты не настолько благороден, чтобы не лгать, - она насмехалась над ним.

- Ложь во имя служения Господу не есть ложь.

- Это так ты служишь Господу?

- Брак священен. Я посвятил свою жизнь служению Господу.

- Поэтому ты девственник?

При этих словах он вспыхнул, потом нахмурился, но все же ответил на вопрос серьезно:

- Мне открылось, что моя сила в битвах основана на целомудрии, - он помедлил и взглянул на нее.

- Дева Мария разговаривала со мной.

Женевьева поддразнивала его, но что-то в его тоне сдержало ее насмешку.

- Что она сказала?

- Она была прекрасна, - произнес Роланд с тоской в голосе.

- И говорила с тобой?

- Она сошла с потолка в церкви, - объяснил он, - и казала мне, что я должен вести целомудренную жизнь, пока не женюсь. Что Господь благословит меня. Что я был избран. Тогда я был лишь мальчишкой, но был избран.

- Это был сон, - голос Женевьевы звучал пренебрежительно.

- Видение, - поправил он ее.

- Детский сон о прекрасной женщине, - сказала Женевьева, вновь с презрением, - это не видение.

- И она дотронулась до меня и сказала, что я должен оставаться непорочным.

- Скажи это стреле, которая тебя убьет, - произнесла она, и Роланд замолчал.

Теперь, на третий день путешествия, он постоянно прочесывал дорогу впереди в поисках эллекенов. На ней было довольно много путников - торговцы, пилигримы, погонщики скота или люди, направляющиеся на рынок, но никто не сообщал, что видел вооруженных людей.

Роланд стал еще более осторожным и послал двоих латников графа на четверть мили вперед, чтобы разведывать дорогу, но к исходу дня они не обнаружили ничего угрожающего.

Он беспокоился, что они так медленно продвигаются вперед, подозревая, что Женевьева специально устраивает задержки, но не мог этого доказать, а учтивость требовала уважать все ее личные просьбы.

Неужели женский мочевой пузырь и правда так мал? Еще два дня, думал Роланд, и он доберется до Лабруйяда и отправит послание эллекенам с требованием вернуть Бертийю в обмен на безопасность жены и сына Томаса, так он пытался заверить себя самого, что обет почти выполнен.

- Нужно найти место для ночлега, - сказал он Женевьеве на заходе солнца третьего дня путешествия.

Потом он увидел разведчиков, спешащих с севера. Один из них бешено жестикулировал.

- Он что-то заметил, - произнес Роланд, больше для себя, чем для своих попутчиков.

- Иисусе, - сказал один из латников, потому что теперь они смогли разглядеть то, что встревожило разведчиков. Надвигался вечер, и солнце отбрасывало длинные тени на поля, но на севере, неожиданно яркие в заходящих лучах солнца, появились силуэты людей. Людей и стали, людей и железа, людей и лошадей.

Свет отражался от их доспехов и оружия, от шлемов и навершия на древке знамени, хотя флаг находился слишком далеко, чтобы четко его рассмотреть. Роланд попытался их сосчитать, но всадники вдалеке постоянно перемещались. Двенадцать? Пятнадцать?

Может, ты не доживешь до ночи, - произнесла Женевьева.