1356 (ЛП)

Томас пустил лошадь вверх по склону. Человек в ливрее городского совета Монпелье попытался развернуться, потом передумал и замахнулся мечом на Томаса, который пригнулся к седлу с левой стороны, позволив клинку пройти мимо лица, а потом нанес своим мечом мощный удар по затылку всадника, чуть ниже края шлема.

Он даже не посмотрел, что произошло, он знал, что противник уже выбыл из битвы, и просто направил лошадь вверх по склону и вогнал клинок во второго человека, а Арнальдус, один из эллекенов-гасконцев, ударил его топором в лицо.

Карил выбил всадника из седла, а потом повернулся и проткнул его мечом, и Томас увидел, как фонтан крови взметнулся выше помятого шлема Карила.

Кин удерживал одного из первых всадников под водой, утопив его, пока два пса раздирали дергающуюся руку.

Все шестеро оказались на земле через какие-то секунды, и никто из эллекенов не был ранен.

- Кин! Забери лошадей! - прокричал Томас.

Вторая группа людей заметила, как первая поскакала на север, и теперь шла по следу, но зрелище воинов в кольчугах, ожидающих на холме в оливковой роще заставило их изменить решение. Они развернулись в обратную сторону.

- Ты, - Томас указал на брата Майкла, - найди себе подходящую кольчугу. Найди шлем и меч. Возьми лошадь.

Они отправились на север.

Роланд де Веррек приказал привязать лошадей в руинах нефа, потом поднялся по узким ступеням лестницы на колокольню. Там больше не было колокола, просто открытое пространство.

В каждой из четырех стен зиял широкий арочный проем, балки крыши прогнили, и большая часть черепицы обвалилась, а пол предательски трещал под весом воинов.

- Стрелы влетят через проемы в стенах, - сказала ему Женевьева.

- Помолчи, - велел он, а потом, пытаясь как обычно быть учтивым, добавил, - пожалуйста. Он нервничал. Лошади топтались в нефе, в деревне кто-то крикнул, но за исключением этого стояла полная тишина.

Темнота быстро сгущалась, отбрасывая бесформенные тени на церковном кладбище. На могилах не было надписей.

Должно быть, деревню поразила чудовищная вспышка чумы, унесшая столько душ и тел в неглубокие могилы. Роланд вспомнил, как видел одичавших собак, роющих могилы жертв чумы.

Он был еще мальчиком и рыдал от жалости, увидев, как собаки разрывают гниющую плоть крестьян его матери. Его отец умер, как и единственный брат. Мать сказала, что болезнь послана в наказание за грехи.

- Англичане и чума, - сказал она, - и то, и другое - происки дьявола.

- Говорят, что в Англии тоже чума, - уточнил Роланд.

- Бог велик, - отозвалась вдова.

- Но почему умер отец? - спросил Роланд.

- Он был грешником, - ответила мать, хотя с тех пор она превратила дом в святилище для мужа и старшего сына, святилище со свечами и распятиями, черными портьерами и священником, которому было уплачено за проведение месс по отцу и его наследнику, умерших в крови и рвоте.

Потом пришли англичане, и вдова лишилась своих земель и сбежала к графу Арманьяку, дальнему родственнику, а граф воспитал Роланда как воина, но воина, знавшего, что мир - это битва между Богом и дьяволом, между светом и тьмой, между добром и злом.

Теперь он смотрел, как сгущается тьма и тени крадутся по пораженной чумой земле. Здесь процветает дьявол, подумал он, скользит по почерневшим в сумерках деревьям, как змея свернулся клубком вокруг разрушенной церкви.

- Возможно, они нас не преследуют, - произнес он почти шепотом.

- Возможно, первые стрелы как раз выпускаются, - сказала Женевьева, - или, может быть, они разожгли огонь внизу.

- Помолчи, - сказал он, - и теперь его тон был умоляющим, а не приказным.

В воздухе появились первые летучие мыши. В деревне залаяла и затихла собака. Сухие ветки сосен шумели на слабом ветру, и Роланд закрыл глаза и молился Святому Базилю и Святому Дени, двум его святым покровителям.

Он сжал вложенный в ножны меч, Дюрандаль, и приложил рукоять ко лбу.

- Пусть это не зло крадется ко мне во тьме, - молился он, - принеси мне добро, - он молился, как учила его мать.

В лесу послышался стук копыт. Он расслышал скрип кожи седла и клацанье уздечки. Заржала лошадь и послышались шаги.

- Жак! - позвал голос из темноты. - Жак! Ты там?

Роланд поднял голову. Над вершиной холма зажглись первые звезды. Мать святого Базиля была вдовой.

- Пусть не моя мать потеряет своего единственного сына, - молился он.

- Жак, ублюдок!, - снова прокричал голос. Латники, укрывшиеся в башне, посмотрели на Роланда, но он по-прежнему молился.

- Я здесь! - отозвался в темноту Жак Солльер, - а это ты, Филипп?

- Я Святой Дух, идиот, - прокричал в ответ Филипп.

- Филипп! - теперь латники в башне вскочили на ноги, выкрикивая приветствия.

- Это друзья, - объяснил Жак Роланду, - люди графа.

- О Боже, - выдохнул Роланд. Он не мог поверить в то облегчение, которое его охватило, столь большое облегчение, что он почувствовал слабость. Он не был трусом.

Никого, кто бы противостоял Вальтеру из Сигенталера на турнире, нельзя назвать трусом. Немец убил и искалечил на турнирах множество людей, всегда утверждая, что кровопролитие вышло случайно, но Роланд дрался с ним четыре раза и каждый раз унижал.