– Предс! Небось тебе идёт ввалить за ножик!
– А ты откуда знаешь про ножик? – Кирилл сразу как-то сдулся, стал рыхлым и потерял весь свой грозный вид. Он быстро оглянулся по сторонам:
– Шухер! Бежим!
Трое дёрнули к общей канаве, шедшей по краю посёлка и огороженной ржавым сетчатым забором. Было слышно, как громыхнула сетка-рабица, когда за поворотом ребята перелезали через неё.
Человек в кепке широким, но неспешным шагом подошёл к Денису. Это был Борис Петрович Часовой, председатель, считавшийся чудаком, но чудаком умным и справедливым; у него было широкое лицо с ухоженными усами, добрые глаза; на левой руке недоставало двух пальцев. Как-то повелось, что звали его «дядя Боря» (хотя Борис Петрович был дедушкиным ровесником). Председателя все или уважали, или боялись. Денису это отношение казалось странным: дядя Боря и дедушка были отличными друзьями, часто сидели вместе, обсуждали всякие пустяки, технику, радио – в общем, ничего страшного в нём мальчик не видел, и человек этот воспринимался почти как родственник.
– Здравствуйте, дядь Борь!
– Здравствуй, Дениска. Как у тебя дела? Руки, смотрю, в мозолях.
– А, грядки копал, – ответил мальчик.
– Дело хорошее! – председатель откашлялся и пригладил усы. – Я с мамой поговорить хотел.
– Они уехали. В Э***, еду покупать.
– Они – это кто? Мама и Линицкий? Владимир Александрович, сосед ваш? – уточнил председатель.
– Да, с дядей Володей.
Сказано это было с чуть изменившейся интонацией, и Борис Петрович, глядя на макушку мальчика, тихо вздохнул.
– Я вечерком загляну. Чаю попьём! Угостишь чаем?
Денис кивнул. Внутри него пробежал холодок волнения: мальчик не хотел, чтобы дядя Боря узнал,
Заперев калитку на шпингалет и подсунув для верности щепку, Денис вернулся к верстаку и обомлел: перед домом лежали перья. Десятки точно таких же перьев, что показывал Кирилл. Испугавшись, мальчик бросился собирать их. Прижимая к себе охапку чёрных с белым перьев, он забежал в дом, поднялся на чердак. Сердце громко стучало, стало жарко. Он спрятал перья за лист фанеры, снова спустился, выпил кружку воды. Отчего-то на первом этаже ему было теперь неуютно, даже страшно, и Денис поскорее вскарабкался по затёртым ступенькам наверх. В голове крутилось множество мыслей, бесформенных и неясных. Он сел за радиостанцию, щёлкнул кнопкой и взял в руки микрофон:
– Я Денис, я Денис. Вызываю «Равенск», вызываю «Равенск». Лука, ответь, Лука, пожалуйста, ответь. Лука, Лука, я Денис…
Глава 8. Шторм
Денис повторял и повторял вызов, в конце резко отпуская тангенту6
и вслушиваясь в звуки эфира. Ему нужно было поделиться происходящим, нужна была поддержка настоящего друга. Когда среди шума послышались знакомые потрескивания, Денис убрал палец с кнопки и затаил дыхание.– Денис, Я Лука, слышу тебя, приём.
Голос юнги был чистый, совершенно без помех, разборчивее, чем городской телефон.
– Просто хотел тебя услышать. Поговорить. У меня что-то произошло. Приём.
– Произошло?
– Да. Ты знаешь, чьи это перья: большие, чёрные, внизу белые? Одна сторона чуть светлее другой. Приём.
После небольшой паузы послышался вопрос Луки:
– Птица, значит, большая была? Приём.
– Большая, – сразу ответил Денис, – очень большая. Правда я сам её не видел. У меня только перья.
– Понятно… – на другом конце повисло минутное молчание. Денис (незаметно для себя сделавший за эти дни огромный шаг вперёд в освоении радиосвязи) по характеру помех слышал, что Лука оставил свою станцию в режиме передачи. Наконец юнга продолжил:
– Может быть, альбатрос.
Голос его звучал тише и немного настороженно.
– Это плохо? Кто такие эти альбатросы? Расскажи.
– Морские птицы. У них крылья – метра два, даже три. Часто появляются перед штормом.
– Ого! Три метра! Такие действительно есть?
– Есть, я их часто вижу.
Из динамика послышался треск, затем вернулся голос Луки:
– Слушай, Денис… Я не знаю, как тебе сказать… Скорость сейчас 15 узлов, уже недалеко. Просто …ного …жись…
– Что? Я ничего не понял, приём!
Но Лука пропал. Остался только шум, в котором теперь постоянно раздавался резкий треск, будто кто-то ломает сухое дерево об колено.
– Лука, Лука! – продолжал звать Денис, но ответа не было.
Денис сел на стул, но тут же вскочил, убирая громкость динамика до нуля: снаружи послышались странные звуки, похожие на лошадиное ржание. Он подбежал к окну, отдёрнул занавеску: перед ним сплошной стеной стоял плотный туман. Не было видно ни соседского дома, ни даже травы и кустов смородины внизу – один только густой туман. В нём проглядывали как будто силуэты домов, деревьев, вертикальные линии электрических столбов, но нельзя было сказать наверняка, что это именно дома, деревья, столбы. Всё стало серым и напоминало Денису картинку на экране чёрно-белого телевизора, когда расстроены яркость и контраст (в Московской квартире у них был только чёрно-белый телевизор).