14 произведений из сборника Sketches New and Old

Вчера вечером, около шести часов, когда мистер Вильям Шуйлер, старый и почтенный гражданин Соутпарка, вышел из дома, чтобы отправиться в город, как он это обыкновенно делал в течение многих лет, за исключением только короткого промежутка весной 1850 года, когда он слег в постель из-за повреждений, полученных при попытке остановить закусившую удила лошадь, неосторожно став в ее кильватере, размахивая руками и крича, что, будь оно сделано минутою раньше, непременно должно бы было еще больше напугать животное, вместо того, чтобы задержать его бег, хотя и без того достаточно опасный для него самого и еще более печальный и прискорбный вследствие присутствия матери его жены, которая была здесь и видела это печальное происшествие, несмотря на то, что имелось, по крайней мере, основание, хотя и не было необходимости, чтобы она оказалась в другом месте, а не там, где оно случилось, так как вообще она отнюдь не отличалась подвижностью и не была всегда настороже, а совсем напротив, как утверждала, по слухам, ее мать, которой уже нет в живых, ввиду того, что она скончалась в полной надежде на радостное воскресение три с лишним года тому назад, как истинная христианка, без всякого лукавства или собственности, вследствие пожара 1849 года, уничтожившего все ее имущество дотла. Но такова жизнь. Пусть это мрачное происшествие послужит предостережением для нас всех и заставит нас попытаться вести себя так, чтобы, когда нам придется умирать, мы могли это сделать. Положим руку на сердце и поклянемся торжественно и искренне, что с этого дня мы будем воздерживаться от отравленного кубка. Первое издание „Калифорнийца".

Главный редактор явился и поднял гвалт, рвал на себе волосы, стучал кулаком по столу и обошелся со мной, как с мазуриком. Он сказал, что стоит ему поручить мне газету на полчаса, и меня непременно одурачит первый попавшийся мальчишка или первый попавшийся идиот. И он прибавил, что плачевная статья мистера Блока попросту образчик плачевной ерунды, что в ней нет точек, что в ней нет смысла, что в ней нет фактов и что не было никакой надобности помещать ее.

И все это результат моего добродушия. Будь я несговорчив и неотзывчив, как некоторые люди, я сказал бы мистеру Блоку, что не могу принять его сообщения в такой поздний час; но нет, его слезливая скорбь тронула мое сердце, и я обрадовался случаю сделать что-нибудь для облегчения его грусти. Я даже не прочел его статью, чтобы убедиться, что в ней нет ничего неладного, а только набросал наскоро несколько вступительных строк и послал в набор. И что же принесла мне моя деликатность?

Ничего, кроме целой бури оскорблений и самой художественной ругани.

Я сам прочту статью и посмотрю, дает ли она основание для всего этого шума. Если дает, то мы еще потолкуем с автором.

Я прочел статью и вынужден согласиться, что с первого раза она кажется немножко сбивчивой. Как бы то ни было, я прочту ее еще раз.

* * *

Я перечел ее вторично, и она показалась мне еще более сбивчивой, чем в первый раз.

* * *