14 произведений из сборника Sketches New and Old

Я перечел ее пять раз и, провалиться мне на месте, если я понимаю ее смысл. Она не выдерживает никакого анализа. В ней есть вещи, которых я совершенно не понимаю. Я не знаю, что же случилось с Вильямом Шуйлером. Он говорит о нем достаточно, чтобы заинтересовать читателя его участью, а затем бросает его. Кто такой Вильям Шуйлер, и в какой части Соутпарка он живет, и если он пошел в город в шесть часов, то пришел ли он туда, и если пришел, то случилось ли с ним что-нибудь? Он ли тот субъект, с которым случился „печальный инцидент"? Имея в виду чрезвычайную обстоятельность изложения, можно ожидать, что статья содержит больше сведений, чем я понял. На деле же она темна — не только темна, но совершенно непонятна. Был ли перелом ноги мистера Шуйлера, случившийся пятнадцать лет тому назад, тем „печальным инцидентом", который поверг мистера Блока в несказанную печаль и побудил его явиться в редакцию поздно ночью и остановить печатание, чтобы поведать миру об этом происшествии? Или этот „печальный инцидент" заключается в гибели имущества Шуйлеровой тещи в давние времена? Или он заключается в смерти самой этой особы три года тому назад? (Хотя, по-видимому, она умерла не от несчастного случая.) Одним словом, в чем заключается этот „печальный инцидент"? С какой стати этот слюнявый идиот Шуйлер стал в кильватер бежавшей лошади, крича и размахивая руками, если он хотел остановить ее? И каким образом несчастье могло случиться по милости лошади, если она уже пробежала мимо него? И что, собственно, должно послужить нам „предостережением"? И каким образом эта необычайная груда несообразностей может послужить нам уроком? А главное, причем тут отравленный „кубок", растолкуйте мне? Ведь не сказано, что Шуйлер пил, или что его жена пила, или что его теща пила, или что лошадь пила — к чему же в таком случае ссылка на отравленный кубок? Сдается мне, что если бы сам мистер Блок не осушил отравленного кубка, то он не стал бы поднимать такой суматохи из-за этого вздорного, выдуманного инцидента. Я читал и перечитывал эту нелепую статью с ее лукавой правдоподобностью, пока моя голова не пошла кругом, и все-таки не нахожу в ней ни склада, ни лада. По-видимому, какой-то инцидент действительно произошел, но невозможно определить, что это был за инцидент и кто от него пострадал. Я с прискорбием нахожу себя вынужденным предложить мистеру Блоку, если что-нибудь случится с кем-нибудь из его друзей, присоединять к своему сообщению об этом объяснительные примечания, которые дали бы мне возможность понять, что именно случилось и с кем это случилось. Я скорее готов допустить, чтобы все его друзья перемерли, чем еще раз оказаться на грани помешательства, пытаясь разобрать смысл другой такой же статьи, как вышеприведенная.

Петиция об авторском праве

Почтенному Сенату и Палате Представителей Конгресса

Так как Конституция гарантирует равные права всем гражданам, установленные Декларацией Независимости; и Так как По нашим законам право собственности на недвижимое имущество не ограничивается временем; и

Так как По нашим законам право собственности на литературные продукты интеллектуального труда гражданина ограничено сорокадвухлетним сроком; и

Так как Сорок два года являются в высшей степени справедливым и правильным сроком и достаточно продолжительным для пользования правом собственности:

То ваш петиционер, принимая к сердцу единственно интересы своего отечества, почтительнейше ходатайствует о распространении равных прав и одинакового и справедливого отношения на всех граждан посредством ограничения права на всякую собственность, в том числе и недвижимую, благотворным сроком в сорок два года. Этим ваше почтенное собрание осчастливит всех и заслужит всеобщую признательность. А ваш петиционер будет вечно молить Бога за вас.

Марк Твен

Пункт, не вошедший в эту петицию

Восхитительная нелепость ограничения права собственности на книги сорокадвухлетним сроком обнаруживается особенно рельефно, если принять во внимание тот факт, что не найдется ни одного автора, чьи книги прожили бы сорок два года или хотя бы половину этого срока; таким образом, законостряпатели „Великой" Республики сохраняют в ее постановлениях этот жалкий грабительский закон единственно ради ничтожной выгоды, получаемой за счет наследников приблизительно одного Бернса, или Скотта, или Мильтона в столетие. Это похоже на полководца, который устроил бы засаду с целью ограбить гнездо Феникса, выждав необходимые для этого сто лет.

Послеобеденный спич

На собрании американцев, праздновавших Четвертое июля в Лондоне