15 лет и 5 минут нового года (СИ)

— Никакого «если» не будет… Она знает, как ты ее любишь, и не уйдет.

А ты знаешь и все равно уходишь… Почему она должна от тебя отличаться! А, папочка?

— Уйдет, конечно, но не сейчас, — продолжал он между тем. — А потом будет новая собака. Я же знаю…

— Ничего ты не знаешь… Ничего!

Я сумела его оттолкнуть, размазала сопли по лицу, извинилась, пошла умылась, заколола волосы наверх, вернулась… К приготовлению омлета и чаю.

— Что за гадость?

Это Игорь спросил про травяной чай со специями. Омлет мужикам не может не нравиться, как и яичница с макаронами.

— Больной, живо пейте и не обсуждайте лекарства!

— Как ты это пьешь? Неужели тебе нравится?

— Если бы не нравилось, не пила бы. Я еще и кофе с турмериком пью и перцем. Индийский вариант.

— Сумасшедшая!

— А я себе такой нравлюсь. Не нравлюсь тебе? Тебя здесь никто не держит.

— Болезнь держит, забыла?

Какие же воспаленные у него глаза!

— Игорь, пей чай, ешь и ложись спать. Сон лечит. Поспишь и свободен!

Он сделал глоток, поморщился и снова уставился на меня.

— Мы так и не решили, как спим этой ночью? Валетом? Тогда я носки поменяю…

11. "Шушера парикмахерская"

Не поругаться бы до утра! Из-за носков… Насколько же проще общение нос к носу, когда не нужно говорить, достаточно двигать губами, иногда с причмокиванием.

Но в эту ночь я его даже не чмокнула в лоб. Приложила градусник. Температура из-за таблеток держалась на тридцати семи. Пошел на поправку? Нет, даже деловые мужики болеют больше одного дня.

Утром я сварила гречневую кашу: ему и собаке. Себе заварила желтый кофе с перцем и отрезала кусочек сыра на крекер. Больше в меня все равно по утрам не влезало.

Дистанция с больным шириной в стол, который я с превеликим трудом вчера освободила от дурацких продуктов. Дистанция у нас другая — полное непонимание друг друга. Откуда взяться эмпатии, когда мы никогда и не пытались друг друга узнать. Предложил секс, я на него согласилась. Просто по молодости Знаменев ещё думал, что прежде чем девушку танцевать, ее нужно покормить — в ресторане. Сейчас уже знает, что можно запросто прийти в гости, трахнуть, и она сама тебя еще и накормит. Боже, как грубо звучит…

Но на деле ж ещё грубее. Была бы хоть толика романтики в нынешних отношениях, скрывала бы я Знаменева от мамы? Ведь нет же! А так стыдно, стыдно, что я вот такая… Безотказная, потакающая собственному телу, забившая на душу…

— Ты ее всегда с руки кормишь? — спросил Игорь, когда я уселась на пол подле собаки и миски с кашей и кусочками вареного мяса.

— Кашу она обычно ест сама. Это собачью еду игнорирует и приходится уговаривать попробовать. Как распробует, начинает живо есть. Но сейчас она стесняется. Оставлю с тобой, так она вообще есть не будет до вечера. Ну… — продолжала я говорить, хотя меня и не спрашивали. — Все мы с возрастом капризными становимся. Ничего не поделаешь… Но я люблю старушек…

Сегодня у нас как раз день пожилых. Устраиваем раз в месяц постригушки за символическую плату. Правда, и в обычные дни стрижём пенсионеров с большой скидкой, хотя мои коллеги не очень любят записывать к себе божьих одуванчиков. Не хотят работать себе в убыток. И я их понимаю. У них семьи. У меня — только собака. Я могу позволить себе иногда работать в убыток. Для души.

Почему? Ну, потому что, по питерскому современному классику, дошла до возраста, когда щемит сердце желание внучатами побыть. В каждой старушке пытаюсь отыскать не только свою бабушку, но и его, ведь это Вера Ивановна свела меня с Игорьком.

Игорек, так она всегда ласково называла внука. Я — только в мыслях. Боюсь, обидеть его лишним напоминанием о невосполнимой утрате. Если Знаменев и любил в жизни какую-то женщину, то это Веру Ивановну. У него тоже щемит сердце не только в день рождения или в день смерти бабы Веры, а всегда… Ведь не может человек не любить вообще. Так хоть память бабушкину любит…

Я знаю. Я видела эту любовь, когда приходила раз в три месяца подстригать Веру Ивановну. Родители всю жизнь зарабатывали бабло, а Игорька с пелёнок воспитывала она, папина мама. Хорошо или плохо, не мне судить. Мне с ним всегда было хорошо, пусть и редко. Зато на постоянной основе: с двадцати лет пью с его губ и мёд, и дёготь… Если мать узнает, что все это время я оставалась его любовницей — убьёт. В самом худшем случае — уволит.

Парикмахерская принадлежит дочери ее подруги, которая десять лет назад свалила замуж в Штаты и мне, кстати, предлагала сделать тоже самое… Так что моя мать теперь в двух ее салонах что-то вроде куратора. Сама после пятидесяти стала редко кого стричь, отдала все время детям моей сестры, а мы со Светкой надсмотрщиками за молодняком ходим, хорошо еще в разных местах. Я выбрала салон в трех шагах от дома.

Сестра поначалу возмущалась — и так мне бабушкина квартира досталась, лучше бы ее с ребенком отселили, так теперь еще и на проезде Линка экономить будет, и лишние пять минут спать. Ну а я в свою очередь припомнила ей, что с ее злобного язычка я — ягодка, хотя мне до сорока пяти еще стричь и стричь, и не всегда бабло…