— Что, опять? — отвечает мой любимый ненавистный клиент не своим грудным голосом. — Я ж, кажется, вчера стригся?
— Ты не был у меня месяц…
Пыталась сказать мягко — не очень получилось.
— Простуда, если не лечить, проходит за четырнадцать дней. Я был у тебя две недели назад.
— А кажется, будто месяц прошел… — сразу стушевалась я, вырвалось-то по-привычке.
Две недели назад делал предоплату за следующую стрижку. Сожранную банку варенья так уж и быть вычту из аванса. Игорь единственный, кого я стригу дома. Даже лампочки посильнее в прихожей вкрутила, хотя могла поставить стул, где угодно — если Игорь и смотрел в тот момент в зеркало, то только на меня. Мне так хотелось думать. Конечный результат его удовлетворял. Во всяком случае, Игорь никогда не перестригался. Я бы заметила и не простила. Возможно, ему и не нравилась моя работа, но рисковать ради головы другой частью тела, он не желал…
Игорек, милый Игорек… Нет, так я тебя вслух называть не буду. Ты мне не внучек…
— Ты стригся два месяца назад, — до дрожи в зубах хочется укусить его за мочку. Не удовольствие доставить, а причинить боль. — И давай уже седину начнем закрашивать? А то сорока нет, а ты…
— В душе мне давно уже сорок, — дернул он головой, чтобы поймать мои губы.
На секунду. Это же неприлично, целоваться на улице. Только таскать на руках даму с собачкой можно. Это его мораль не запрещает.
— Это у меня душа через уши наружу прет.
— Душа живет в груди, — пытаюсь шутить с ним в унисон.
— Ну, а оттуда через горло в уши лезет… — и снова заговорил серьезно, особенно мое имя грубо прозвучало: — Малина, я не буду краситься. Я ведь мужик. Ну хоть чуть-чуть? Хочешь, виски под ноль убирай или брей налысо. Мне-то пофиг, но если тебе не нравится… Вперёд!
Он подмигнул? Так точно! Ну да, это тогда тебе не было пофиг. Тогда ты делал это для больного друга…
— Игорь, мужики во все времена красились. Египтяне закрашивали седину соком можжевельника. Они были умными, а вот римляне месяцами вымачивали в уксусе пиявок, чтобы получить чёрную краску. Представляешь, как воняли их волосы! Я же не пиявок тебе предлагаю!
— Да ты сама как пиявка. Пока всю кровь не высосешь, не отстанешь. Сказал, не буду краситься. Хоть в чем-то, относительно моей головы, мое слово может быть последним?
В чем-то? Интересно, а в чем оно было у тебя первым?
— Тебе не нравится, как я тебя стригу? — почти по-детски обиделась я. — Но ты же не говоришь, как тебя подстричь, никогда не говоришь!
— Я тебе пятнадцать лет назад сказал: как своего парня. Что еще мне нужно было сказать?
Много, много нужно было сказать. Хоть раз в любви признаться… Мне. Кому-то ты же признавался…
— А я тебе сразу ответила, что так тебе не пойдет. Вообще меня удивляет твоя память… Ты обо всех столько всего помнишь? Может, записываешь, карандашом?
— И ты… Девичьей памятью не отличаешься… Малина…
Игорь резко поставил меня на землю. Грета остановилась, не протащив меня даже на миллиметр.
— Устал? — спросила я про его руки и мою тяжесть.
— Да, от твоих подколов. Тебе есть, что мне сказать? Кроме цитат из «записок джентльменов»? Мелихан вообще умный мужик, таких не грех с девушками процитировать, если, конечно, эти девушки «гаррики» не репостят на стену…
— Чем тебя "гаррики”-то не устраивают? — огрызнулась я, вместо Греты.
— Тем, что ты не понимаешь, чем отличается тонкий юмор от нетонких подколов.
— Так объясни!
— За ужином, можно? А сейчас я хоть лепешек из тандыра куплю.
Игорь оставил нас с Гретой у скамеечки, до которой не донес уже, а просто довел, приобняв за плечи. Ногу тянуло, но я не хромала. Только злилась. Непонятно на кого. Непонятно кто испортил такую необычную неожиданную романтику. Дурную, но способную хоть на пару секунд заблокировать в мозгу перманентную тревогу за собаку.
Хотелось плакать: не за возможный печальный исход завтрашнего дня, а за плохое окончание нынешнего. Когда нужно было заткнуться? И нужно ли было вообще начинать говорить? Говорить глупости… О серьезном мы никогда не говорили. Серьезности в наших отношениях не было. Наверное, она закончилась восьмого марта, через три с половиной месяца моей надуманной сказки с Игорем. Он ошибся номером. Не ту строку в записной книжке выбрал. Лучше бы записывал телефоны по старинке карандашом, как пошутил недавно про мой адрес. Тогда бы я продолжила жить жизнью счастливой дурочки.
За два месяца я не успела научиться правильно отвечать на звонки с мобильника. Говорила «Алло», как на городской, хотя и тот уже давно имел функцию распознавания входящих номеров. Привычка — вторая натура, не просто же так говорят. А вот у Игоря опыта было больше — он знал, кому звонил. Не знал только, что не туда ткнул пальцем.
Не могу вспомнить имя, с которого началось поздравление с праздником. Наверное, моя память так глупо попыталась стереть охватившую меня тогда обиду. Не стерла, ведь стирать нужно было обидчика, а он вот — маячит перед глазами всю мою жизнь.