150 моих трупов

В действительности для оперирования мне не нужно носить перчатки на кистях рук. Движения пальцами – не что иное, как опосредованные мыслительные команды. Хорошие операторы обходятся без физических манипуляций. Мастера в белых гермохранилищах, в высоких домах Девятой Горы или Талого не носят перчаток. Нити спрятаны в расшитых камзолах. В строгих жилетах и невесомых шёлковых шейных платках.

Я смотрел на свои руки. В движении их плоти тоже есть маленькие несовершенства. Рафинированные касания. Ничего необдуманного. Они отталкивали других механоидов. В действительности каждый замечает гораздо больше, чем думает. Механоиды вокруг чувствовали то, насколько я в действительности не-живой. Поэтому они так часто говорили со мной о смерти. Поэтому сторонились и в горе утраты тянулись ближе по той же причине.

Мелкие несовершенства движений. Я мог бы быть дополнен кем-то другим так же, как и она. Я поднял взгляд. Моя девушка с рыжими волосами.

– Слушай, извини, что отвлекаю, – быстро вошёл в комнату Хозяин Луны, – но я всё тут думал о том, что ты мне о себе рассказал: параличе и прочем.

Опустив тот момент, что лично ему я о себе ничего не рассказывал, я терпеливо поднял на него глаза.

– Так вот: я всё не мог взять в толк – как же ты спишь тогда? Мелкие движения во сне, обнять любимую женщину или чем вы там, механоиды, в это время все занимаетесь? Без этого не будет правильной заботы о плоти, да о и достоверности можно вовсе забыть. И тут я подумал – должно же быть у тебя какое-то средство перманентной медитации. Что-то, что позволяет перемещать привычный контроль на уровень подсознания и не выключать тогда, когда ты ничего не контролируешь!

С этими словами он ловко, молниеносно быстро вытащил у меня из внутреннего кармана часы. Посмотрел на меня. Оценил, как я слежу за тем, что они находятся в чужих руках.

– Не останавливались минимум сто тридцать лет. Сколько тебе сейчас?

– Семьдесят пять.

– Семьдесят пять при средней продолжительности жизни в сто тридцать – бóльшая часть за плечами. Это подарок?

Я не ответил. Он подмигнул и остановил часы.

Прошло несколько секунд. Я вздохнул и протянул руку:

– Верните мне личную вещь, мастер. Пожалуйста.

Несколько опечаленный отсутствием ожидаемого эффекта, он протянул мне механизм назад.

– Ладно, ты больший молодец, чем я думал. Признаю. Извини, что отвлёк, – с этими словами он вернулся к своим делам. Закрыл за собой дверь.

Я сделал глубокий вдох. Перезапустил механизм. Встал. Приступил к работе.

Несколькими минутами позже я разглядывал, как бегущая из специального крана струя воды наполняет резервуар для мытья. Наблюдая за набегающей водой, я не мог отвлечься от мысли о том, сколько механоидов и големов могло бы существовать в городе, что запросто мог позволить себе такие огромные лимиты.

Насколько мощными должны быть фильтры, если вода очищалась от ядовитых примесей в таких количествах? Какие насосы должны её поднимать из глубоких земных недр?

Я не мог знать ответа. Молча стоял и следил за наполнением резервуара. Несколькими минутами ранее я позволил себе сунуть руку под проточную воду. Сунуть и убрать опять. Я не заметил, как заигрался с этим ощущением – тёплая вода обнимает кожу.

Если верить Хозяину Луны (и я не имел оснований для сомнений), вода во внутренних помещениях големов практически неисчерпаема. Во всяком случае силами нашей маленькой компании истратить существующий запас невозможно: обычно здесь жили и пользовались санитарными комнатами дважды в сутки несколько сотен душ обслуживающего персонала. Запас пополнялся легко.

Поэтому я протянул пальцы под воду и не стал их убирать. Уже не стесняясь, я грел руки в мягкой струе. Следил, как стекают брызги по белоснежным стенкам резервуара, если стряхнуть их ногтями. Меня это как-то необъяснимо радовало. Наклонив голову, я некоторое время играл с водой. Мысль о том, что я могу посвятить этому время, могу отпустить боль, как того пожелаю: сделать чувствительность максимальной или, наоборот, снизить её до предела – очень позабавила меня. Я наслаждался этим накатывающим мягким ощущением.

И больше всего мне показалась занятной идея о том, что я могу этого не бояться. Чего-то внутри себя. Но это водное ощущение… оно являлось всё же ненастоящим чувством. Это просто игра. Блестели искорками капли на белёном металле. Эхо улыбок мира, где я навсегда остался бы прикован к постели. В нём, сытом и чужом, не существовало перчаток, а значит, не существовало и возможности для меня получить профессию и работать по назначению.

Но мир умер. И мир теперь, восстав из пепла, брал своё. В этих жестоких краях я делал своё дело.