150 моих трупов

– Всё отлично, красавица: я, оказывается, не убил его, а вылечил! Кстати, знать бы, как именно. – Он повернулся ко мне. – Теперь встань и иди! А хотя нет, погоди секундочку. – Он снова обернулся к женщине. – Инва, он начал чувствовать прикосновения. Это значит, что скоро он может действительно поправиться и оставить ваше уютное общество чудно-ущербных неудачников с поломанными судьбами и уйти в нормальную жизнь. Здоровую. Где он встретит нормальную женщину. Не такую, как ты – покалеченную, зацикленную на патологии, а нормальную. Красивую. Смекаешь? Без шрама во всю щёку. Он уйдёт. На своих ногах. Ведь тебя возбуждают и интересуют в основном травмы. Ты хочешь находиться рядом с ними. Пить их и есть их. Он просто воплощение ходящей травмы, но теперь всё изменилось. И вот ваши отношения кончены. Они травмированы. А значит, для тебя они идеальны! Ну! Целуй его сейчас! У вас уже не сможет быть ничего, кроме боли и горя. Ведь только это тебя и интересует: смерть и то, что после неё болит. Вперёд!

– Она замужем, – тихо сказал я, осторожно поднимая себя на ноги.

Первый шок от осознания того, что паралич отступил, прошёл.

– Отстань, я устраиваю твою личную жизнь, – отмахнулся от меня демон, после чего осёкся: – Риррит, прости, твоя личная жизнь меня больше пока не интересует. Инва, а кто твой муж?!

Инва вышла. Демон осмотрелся по сторонам и быстро подошёл к столу, собирая сумку. Кинул мне через плечо:

– Цел?

Голова больше не кружилась. Но иметь дело с собственным телом оказалось неожиданно сложно. Привычки подводили меня.

– Мне сложно двигаться. Нужно переосмыслить порядок оперирования плотью.

– Думай быстрей. Мне нужно забрать кое-что в арсенале, и я вернусь. Не ходи никуда без меня, иначе Инва с меня шкуру спустит, а я за более консервативное проявление симпатии.

С этим он ушёл. Я попытался встать снова, но тело повиновалось только хуже. Часы не слушались. Всё сбивалось. Я почему-то отчаянно чётко помнил ребёнка. Его однажды вытащил из больницы в зоне бедствия. Это довольно рядовой случай, но он сильно взволновал меня тогда и теперь упорно стоял перед глазами. Как навязчивая мысль. Когда я взял мальчика на руки, то что-то изменилось внутри меня. Словно порвался какой-то едкий пузырь. Стало болеть странной болью. Будто я действительно существовал в этом мире. Будто какой-то механоид. Его мне не хватало всю жизнь, наконец-то вернулся. Пришёл. И я больше не одинок.

Я вспоминал вахту, когда меня ранили (это произошло через несколько лет после спасения того мальчика). Тогда нас обманули – указали как зону бедствия зону боевых действий. Мой друг собирался покинуть город, чтобы не ставить в опасность расчёт. Тогда мы находились на привокзальной площади. Спорили с кем-то из представителей нанимателя.

Мой друг отдал приказ уходить, но я не пустил его назад на вокзал – знал, что там… что внутри одни мертвецы. У поезда, прибывшего минутой позже, взорвался паровой котёл, он вошёл на полной скорости в вокзал, снёс перрон и… Дорогу назад я тоже помнил. Очень отрывисто. Меня ранило по касательной в голову. Не страшно, но начала разрастаться гематома. Она давила на мозг, всё больше угнетая сознание, но значительную часть пути я провёл на ногах и при исполнении.

Я помню, как тянулся под ядовитым дождём наш караван до санитарного поезда, ждавшего нас у неповреждённых путей. Там все, нападающие и защищавшие. Убийцы и жертвы. Правые и… наверное… все правы. И всех их вёл мой друг. Он был непреклонен – он спасал, кого мог спасти, не рассуждая, без эмоций на окаменевшем лице. Вы не сели бы на свободное место рядом с таким механоидом, каким казался мой друг в такие часы. В те часы он не вызывал симпатии, скорее отторжение. Он вёл в караване всех, даже зная, что некоторых из-за связанных с этим задержек мы не успеем довести до госпиталя. К примеру, меня. В те часы я тоже вспоминал того мальчика. Мне очень нужно к нему…

Резко. Страшно.

Хозяин Луны убрал от моего лица нашатырь.