16 наслаждений

Когда я вышла из магазина, я знала, что самым важным было как можно быстрее вернуться назад во Флоренцию. Но я не помнила, как добраться до станции, и боялась, что, если возьму такси, может не хватить на билет. Вместо того чтобы пересчитать деньги в кошельке, я стала припоминать, сколько точно мне дал Сандро и сколько я потратила на пиво, на открытку и на ручку. Я старалась восстановить в памяти момент, когда Сандро протягивал мне деньги (мы стояли перед его домом в ожидании такси), но не могла вспомнить, дал ли он мне две бумажки по сто тысяч или одну стотысячную и две по пятьдесят. Я пыталась отследить свои шаги и сложить: сколько потратила на пиво, сколько опустила в коробку для пожертвований в церкви, сколько заплатила за открытку, марку и почтовый штемпель, и сколько за ручку, и взял ли он что-нибудь с меня за чернила, и еще я забыла про купюру в пятьдесят тысяч лир, которую дала клерку внизу, – но каждый раз получалась разная сумма. Так что я села за стол напротив Пантеона, заказала еще пива и написала открытку Сандро:

Саго[153] Сандро!

Когда мы сошли с поезда в Риме, ты поцеловал меня в щеку и сказал, что любишь меня, и я верила тебе. Я пошла вслед за тобой на станцию, держась на расстоянии около двадцати шагов. Твоя жена ждала тебя. Она оказалась выше, чем я ожидала, и выглядела лучше. Красивая, лощеная, модная. Ты прошептал ей что-то на ухо, и она рассмеялась, и потом вы сели в такси и уехали. Ты ни разу не оглянулся назад. Но я по-прежнему верила тебе, и по-прежнему верю сейчас и всегда буду верить.

С любовью,

Марго

Но у меня не было адреса, так что я не могла ее отправить. Я так никогда ее и не отправила. Я сохранила ее. Храню до сих пор. Я до сих пор верю, что он любил меня, и всегда буду верить.

Глава 16 Remedia amoris [154]

Я закрыла жалюзи в квартире Сандро, чтобы не смотреть на площадь, на бело-зеленый фасад церкви Сайта Кроче, на нравоучительную статую Данте (который не выказывал никаких признаков переживания за мое положение – не то что в случае с Франческой), на людей, спешащих по своим делам, думая, что в жизни есть смысл и цель.

Сидя на большой деревенской кухне в Абруцци с сестрой и матерью Сандро, поедая поджаренный хлеб с чесноком и оливковым маслом, я была так уверена, что Сандро собирался сделать мне предложение, и была так счастлива этой перспективе, что никакое другое будущее казалось невозможным. Когда он не сделал предложения, я не была разочарована: просто не представился подходящий момент для предложения, и потом, у нас впереди был еще Рим. И когда он не попросил моей руки в Риме, я не сильно озаботилась этим: ведь он расстроился из-за церковного суда, и у него были небольшие проблемы с эрекцией (хотя мы до этого провели великолепную первую ночь в Риме), и еще я не захотела продать книгу этому скользкому Мартелли.

Я знала, что он пытался обмануть меня, но это не имело значения.

Не имело значения, что Священный высший суд Римско-католической церкви собирался отложить аннулирование брака еще на год; не имело значения, что время от времени у него не вставал (на самом деле иногда было приятно просто прижаться друг к другу); не имело значения, что бизнесмен из него вышел никудышный, – мы бы справились. По крайней мере, ни одна из этих вещей не имела для меня значения.

И потом, когда мы вернулись во Флоренцию, он нервничал по поводу strappo. Но я была уверена, что мы созданы друг для друга и что он был готов вот-вот заговорить на эту тему тогда в Бадиа, когда постукивал по intoiiaco на заднике фресок Лодовичи, настолько уверена, что уже собиралась сказать ему это сама. Но что-то меня сдерживало, и я промолчала. И теперь, как атлет, чья роковая ошибка стоила ему выигрыша, я продолжала прокручивать тот момент в своем сознании, снова и снова, когда лежала в постели Сандро, на грязных простынях, и читала «Эмму»,[155] взятую в библиотеке Американской церкви. Я была сыта Италией по горло – под самый подбородок; мне хотелось убежать. Мне нужна была английская природа, нужны были английские фермерские домики и приходы, дружелюбные чудаки вроде мистера Вудхауза, здравомыслящие люди, как семья Вестонов; мне нужен был ясный мир, четко организованный в ряд значимых социальных и космических иерархии.