1600 лет под водой

Имя это знакомо многим по греческим мифам. Нас заинтересовало то, что Асклепий был особо почитаем в древнем Эпидавре. В его честь, как известно, греки воздвигли величественный храм. Ну как тут не сделать предположения, что культ Асклепия греки принесли с собой и в новый Эпидавр?! А вместе с Асклепием появилась и неизменная змея, потому что змея, с ее способностью менять кожу, считалась символом врачевания, символом вечного обновления. Очевидно, пещера и была местом отправления культа Асклепия и его змеи.

Но существует еще и третья легенда. Змея в ней перевоплотилась в дракона и стала олицетворением зла, которое символизирует язычество. В пещере было логово этого дракона, который своим дыханием затягивал туда зазевавшихся крестьян и пастухов, подвергал их неслыханным мукам, а потом справлял над ними шумные трапезы. Христианский святой Илларион пришел к входу в пещеру, начертал на стене крест, а затем вызвал дракона на битву. Тот опрометчиво покинул свое убежище и, как водится, был убит.

К сожалению, никого из местных жителей не интересовали ни легенды, ни сама пещера. Тем не менее нам удалось познакомиться с одним стариком, который рассказал, что семь — десять лет назад некий монах загорелся желанием узнать, есть ли хоть доля правды в христианской легенде. Он вошел в пещеру… навсегда. Поговаривали, что в глубине ее находится бездонное озеро. В него-то, как полагал старик, и угодил несчастный монах.

— Входил туда кто-нибудь после этого?

Он думает, что нет. Да и кому какое дело до этой пещеры.?

— А вода там пресная или соленая, морская?

— Нет, — отвечал он, — пресная, холодная вода и очень чистая. — И через секунду, помрачнев, добавил: — Была чистая, покуда туда не свалился этот монах!

Я сам попытался разузнать кое-что о пещере и установил, что в годы прошедшей войны немцы смонтировали там насос для снабжения города пресной водой: значит, озеро было довольно глубоким.

Оставалось совсем немного — отыскать эту самую пещеру. Бел и я исходили все тропки у вершины цавтатского холма, но так ничего и не нашли. Мы вернулись в кафе, на набережной, где столкнулись носом к носу с Арендом и его женой. Оставив женщин в кафе, мы с Арендом продолжили поиски.

На этот раз мы выбрали одну из узких улочек, что взбегали на холм меж домов. Без сомнения, она мало изменилась со времен Римской империи. Об этом ясно говорили тесаные мостовые плиты греческого или римского происхождения, которые напомнили мне камни Помпеи.

Миновав дома, мы вышли на вершину холма, где Аренд заметил два римских саркофага, высеченные в скале. Он вознамерился разглядеть их поближе, но, уцепившись за скалу, больно укололся о колючки, разбросанные кем-то поверх стены с единственной целью охладить пыл непрошеных визитеров. Последующая часть его монолога была на голландском, но по жестам и интонации я понял, что именно он хотел сказать. Мы двинулись дальше, потом свернули на другую тропинку. Но не успели пройти и нескольких шагов, как увидели ступеньки, почти совсем укрытые от глаз в зарослях ежевики. Они круто сбегали вниз, к чернеющей расселине.

— Ты думаешь, нашли? — с сомнением спросил Аренд.

— Должно быть, иначе для чего же ступеньки? — С этими словами я поскользнулся и, сделав неимоверный пируэт в воздухе, удачно приземлился на ноги у самого входа.

С первой же минуты я понял, почему посещение пещеры столь претит даже людям с неразвитым обонянием. Уже первые три ступеньки недвусмысленно указывали на недавнее присутствие гомо сапиенс, которые пока еще обходились без канализации в качестве неотъемлемого компонента быта.

Мы взглянули друг на друга. Я включил электрический факел, и мы с осторожностью вошли внутрь.

После первых же метров оказалось, что воздух в пещере чист и свеж. Один из проходов оканчивался трехметровым обрывом. Другой извивался по узкому тоннелю, выходившему на террасу, где, по всей вероятности, и таился вход в основную пещеру. Мы хотели бы продвинуться дальше, но семиметровый перепад заставил нас отложить дальнейшее исследование этого коридора. Мы вернулись к входу и стали спускаться вниз по ступенькам. Я осветил факелом потолок, весь в частоколе сталактитов, и вдруг почувствовал, что стою в воде. Она была столь прозрачна, что даже при ярком свете факела была совершенно незаметной. Измеренная на глаз глубина бассейна, на берегу которого мы стояли, не превышала трех-четырех метров при длине метров в шесть или семь и трехметровой ширине. Вглядевшись пристальнее, я не то чтобы увидел, а, скорее, почувствовал, что этот тоннель продолжается под водой.

Перспектива исследования подводной части пещеры не на шутку взволновала Аренда. Оказывается, не только в море акваланг может сослужить хорошую службу науке. Кроме того, здесь наверняка еще никто не нырял. И если пещера была уже заполнена водой во времена греков и римлян, а это вполне вероятно, то там могло отыскаться что-нибудь любопытное. Меня же во всем этом деле привлекала также возможность найти где-нибудь на дне бассейна бренные останки монаха-неудачника.

Внезапно Аренд воскликнул: