1600 лет под водой

— О боже! Сьюзан ждет меня к семи!

Я посмотрел на часы: два часа пролетели как одна минута. Мы помчались в кафе, где Бел и Сьюзан встретили нас взглядами исподлобья. Но присутствие одной мешало другой высказать все, что накипело на сердце, и обе смолчали. Мы же с Арендом трещали без умолку, чтобы дать им время поостыть.

И вот великий день настал. Я уложил в ялик все наше снаряжение: восемьдесят метров лучшего итальянского пенькового каната толщиной в четыре сантиметра, три подводных факела и все шерстяные свитеры, сколько их было на «Язычнике». Из наших ныряльщиков в Цавтате оставались только Бастиан Хаккерт и Том Мюллер. Колин Поллард и Гордон Лэнгхем дотянули до последнего дня отпуска и вернулись в Англию всего за день до штурма пещеры.

Мой план состоял в том, чтобы первым войти в пещеру самому, оставив позади Тома и Бастиана в качестве резерва, а также как спасательную команду на случай опасности. Мы прекрасно понимали, что длительные погружения невозможны из-за низкой температуры воды, тем более что у нас не было никакой защитной одежды, разве что старые свитеры. Они, конечно, согревают, но все же непригодны для работы в холодной воде подземных источников.

Аренд и Ханс должны были исследовать «сухую» часть пещеры, тогда как Ли выступал в качестве фотографа и по совместительству летописца.

Мы начали взбираться по склону холма к пещере. Немногие прохожие, которых мы встречали по пути, были не на шутку озадачены зрелищем диковинной процессии. Вероятно, они думали: «И что нужно этим чудакам, которые тащатся по пыльной дороге, согнувшись под грузом баллонов, ласт, шноркелей, масок и бог знает чего еще?» В любом другом месте прохожие из любопытства последовали бы за нами, чтобы посмотреть, что мы все-таки будем делать, а здесь… Здесь они лишь пожимали плечами и шли своей дорогой.

У входа в пещеру мы еще раз осмотрели снаряжение и зажгли лампы. Потом, разделив груз между собой, шагнули из света во тьму. Я шел впереди, но то и дело останавливался и при свете фонаря озирал свой отряд. Прямо за мной шествовал Аренд, вслед за ним Бастиан, потом Том и наконец Ли. Я остановился там, где ступеньки становились круче, обернулся и хотел предупредить остальных, но тут я увидел, что Том как бы шагнул в космос; потеряв равновесие, он выставил вперед обе руки, пытаясь нащупать опору. Ступеньки закручивались здесь в крутую спираль, оставляя пролет глубиной метров в семь. Том наклонился, как в замедленной съемке, и словно нехотя рухнул в темноту. Я поднял факел и увидел, как он падал ногами вперед, ударяясь спиной о каменную стену. Помню, я подумал тогда: «Какое счастье, что он надел акваланг. Это смягчит удар» — а секунду спустя: «Проклятие, баллоны могут взорваться!» Из глубины послышался металлический скрежет, а за ним глухой удар. И тишина… Я крикнул в эту враждебную тишину:

— Спокойно, Том. Не двигайся. Я иду к тебе. — И остальным: — Всем оставаться на местах!

Я боялся, что в замешательстве мог, чего доброго, свалиться и кто-нибудь еще.

Вспомнив, как Аренд повествовал однажды о своих альпинистских похождениях, я хотел попросить его помочь мне, но он и сам уже стоял за моей спиной. Мы начали спуск. На мне все еще был надет акваланг, который пришлось оставить на первом же подходящем выступе. Том лежал на спине, лицо его было залито кровью. Когда я подошел к нему, он застонал и поднял голову.

— У меня из носу идет кровь, — пробормотал он.

Я ощупал его: нет ли переломов. Спина в полном порядке; руки, ноги тоже, кажется, целы; только глубокие царапины на груди и на локтях кровоточат. Самого Тома больше всего волновал его нос. Это напомнило мне человека, которого сбила машина и который, очнувшись, отказался от стакана воды:

— Что я, кисейная барышня, что ли?

Потом мы вытащили Тома на свет божий. Опасаясь шока, я решил перенести его на корабль, на попечение женщин. Мы же вернулись к месту происшествия. Все-таки Тому удивительно повезло! Остаться в живых после такого падения — удел одного из тысячи. И что странно, цилиндр, на который пришелся удар, даже не был искорежен, только слегка поцарапан.

Для своих девятнадцати лет Том показал удивительное самообладание. Лететь вертикально с семиметровой высоты, а потом еще столько же катиться по выщербленным ступенькам — это, знаете ли, требует мужества и при дневном свете, а уж в полной темноте, когда неизвестно, сколько придется еще падать и где в конце концов очутишься, — этого могут не выдержать даже самые закаленные нервы. Мы все сочувствовали ему: царапины и шрамы завтра же нестерпимо заноют, а поскольку ему предстояло вернуться в Англию через три дня, сезон для него на этом был закончен.

_{Вдоль пещеры в кромешной тьме, по пояс в воде}