Послы еще только искали Михаила Романова, а страна уже начала присягать новому царю. 4 марта воевода Переяславля Рязанского информировал Москву, что жители его города уже принесли присягу. И вслед за этим последовали и другие города и веси. Легитимность Земского собора 1613 года и его решений не вызывала у людей никаких сомнений, что явилось основой прочности новой династии.
Делегация Земского собора увидела Михаила и сообщила новость о его избрании царем 14 марта в Ипатьевском монастыре. Михаил и его мать были немало озадачены. «Новый летописец» зафиксировал, что «пришли к нему, государю, и к матери его, великой государыне старице Марфе Ивановне, и пали все на землю: не только что плакали, но и вопль был великий. И молили его, государя, чтобы шел на свой царский престол, на Московское государство. Он же, государь, и мать его, великая старица, со слезами им отказывали, говоря, что он юн еще. И был же плач и прошение много часов, и кому против Божией десницы стоять, коли чему Бог повелевает быть, едва его государя и мать его, великую государыню, умолили. И пожаловала она, благословила на Московское государство сына своего, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии».
Арсений Елассонский уверял, что уговоры Михаила продолжались даже несколько дней: «Он же после усиленной просьбы и мольбы преосвященнейшего архиепископа рязанского кир Феодорита, и преподобнейшего великого архимандрита великой лавры святой и живоначальной Троицы кир Дионисия, и прочих архимандритов, и игуменов, и протоиереев, и воевод, и всего народа, и госпожи Марфы монахини, матери его, после многих дней просьб и молений, принял скипетр из рук преосвященнейшего архиепископа рязанского кир Феодорита в великой церкви святой Троицы великой лавры святого Ипатия, вблизи города Костромы, в четвертое воскресение святой великой четыредесятницы, в каковое воскресение была великая радость у всех жителей в том городе и во всей великой России».
Михаилу потребовалось полтора месяца, чтобы после этого прибыть в Москву. И дело было не только в весенней распутице. Крайнюю тревогу в Костроме вызывала ситуация в Казани, которая в избрании царя не участвовала, считая себя чуть ли не суверенным государством. Весной 1613 года по приказу земских властей Казань собрала рать и направила в столицу. Весть об избрании царя застигла казанских воевод в Арзамасе. Посланцы Земского собора призвали казанцев немедленно принести присягу Михаилу, но их предводитель дьяк Шульгин наотрез отказался, заявив: «Без казанского совета креста целовати не хочу». Шульгин решил спешно вернуться в Казань, замаячила опасность сепаратизма. Власти поспешили снарядить погоню и арестовали Шульгина в Свияжске. Он умрет в сибирской ссылке.
Пока Михаил со свитой медленно продвигался к Москве, в окружении его матери формировался новый правительственный совет. Ранее других в нем оказались Борис Михайлович и Михаил Михайлович Салтыковы, ее родня. Борису Салтыкову было поручено управлять созданным в царской ставке приказом Большого дворца, занимавшимся пополнением казны, Михаил Салтыков стал кравчим. Константин Михалков получил чин постельничего. Федор Шереметев не отходил от Михаила Федоровича ни на шаг. В царскую ставку поспешил князь Иван Черкасский, двоюродный брат царя.
Новое окружение подвигло Михаила на то, чтобы поскорее взять власть в свои руки и отодвинуть земское правительство куда подальше. Уже через три дня после наречения в Костроме от Трубецкого и бояр потребовали срочно выслать ему «государеву печать». Царские грамоты в Москву адресовались не Трубецкому и Пожарскому, а Мстиславскому. Там тоже быстро сориентировались. После 10 апреля 1613 года все отписки из Москвы шли уже от имени не Трубецкого и Пожарского, а «холопей Федора Мстиславского с товарищами». Боярская дума полностью вступала в свои права.
Старица Марфа натерпелась в осаде, и ее сильно волновали вопросы, будет ли чем питаться в Кремле и где там жить. Ее, как могли, успокаивали, хотя хлеба и продовольствия в кормовых приказах было крайне мало, как и денег в казне. Бояре готовили для Михаила апартаменты царя Ивана и Грановитую палату, а для Марфы — хоромы в женском Вознесенском монастыре, где раньше жила вдова Грозного Марфа Нагая. Правда, там не было еще ни окон, ни дверей. Полагаю, Минину было чем заняться.