1612. Минин и Пожарский

Князь Пожарский был возмущен намерением бояр-блюстителей поставить самодержцем Руси польского королевича, отец которого осаждает Смоленск, ведя открытую войну с Московским государством.

– Как это понимать? Что двигало боярами, когда они заключали с Сигизмундом этот нелепый и предательский договор? – вопрошал Пожарский, обращаясь к Горбатову. – Неужели эти люди всерьез верят в то, что русский народ признает сына Сигизмунда своим истинным государем? Такую бессмыслицу не придумаешь и спьяну!

Горбатов признался Пожарскому, что и он сам пребывает в таком же расстройстве и возмущении от всех действий Семибоярщины.

– Я ведь опять прибыл к тебе, князь, чтобы попытаться вовлечь тебя в новый заговор, – сказал полковник с виноватым вздохом. – Я подумал, что ты, как честный человек, не станешь безвольно терпеть творящиеся в нашем отечестве безобразия.

– Против кого затевается заговор на сей раз? – поинтересовался Пожарский.

– Против бояр-блюстителей и всей продажной своры их прихлебателей, впустивших поляков в столицу, – ответил Горбатов со стальным блеском в глазах. – Мне ведомо, князь, что ты наперекор воле Семибоярщины отказался приводить к присяге Владиславу жителей Зарайска.

– Я еще разумом не тронулся, полковник, – мрачно обронил Пожарский. – Кучка бояр-изменников желает надеть на Русь польский хомут и надеется, что это сойдет им с рук. Не сойдет! Никогда русские не гнулись перед поляками. Никогда!

– Я ведь не от своего имени приехал звать тебя к оружию против бояр-изменников, князь, – помолчав, промолвил Горбатов. Сунув руку за отворот кафтана, он вынул из-за пазухи сложенный вчетверо плотный лист бумаги. – Вот, князь. Прочти.

Пожарский взял письмо и развернул его, придвинувшись к зажженной свече. Увидев на письме личную печать патриарха Гермогена, Пожарский слегка вздрогнул, его взволнованный взгляд метнулся к Горбатову. Тот молча и со значением покивал головой, выразительно выгнув крутую бровь. Мол, не зря же я гнал коня сюда из Москвы в метель и стужу!

В руках у Пожарского было письменное воззвание патриарха, заголовок которого гласил: «Ко всем честным русским людям, кои душой и сердцем радеют о своем Отечестве и не желают быть в рабстве у латинян, обращаюсь я – Гермоген, предстоятель и верховный пастырь Русской православной церкви!»

Далее Гермоген писал, что пришла пора всем и каждому браться за оружие, дабы изгнать из Москвы польское войско и бояр, подписавших предательский договор с Сигизмундом. Всякий русский человек, знатный и простолюдин, должен прочитать это воззвание и передать его другому такому же патриоту, как и он сам. Всех жителей сел и городов на Руси Гермоген своею властью патриарха освобождает от присяги Владиславу, сыну Сигизмунда.

«Из державцев земли Русской, – писал Гермоген, – бояре стали ее губителями, променяли свое государское прирождение на постыдное рабское служение врагу; совсем наши бояре-блюстители оглупели, а нас всех выдали латинянам. Мужайтесь и вооружайтесь, люди добрые, совет меж собою чините, как вернее врагов одолеть. Время подвига пришло! Польский королевич навязан нам силой, он несет разлад и гибель Руси, надо избрать себе царя свободно и от рода русского!»

После прочтения воззвания Гермогена князь Пожарский несколько мгновений сидел молча, с плотно сжатыми губами, в глубокой задумчивости. По его лицу было видно, что прочитанное не оставило его равнодушным.

– Почто патриарх указывает в своем послании, что он шлет это письмо русским людям из своего заточения? – обратился Пожарский к Горбатову, возвращая ему воззвание Гермогена.

– Поляки и их прихвостни-бояре не смогли заставить Гермогена подписать договор о передаче трона Владиславу, – ответил Горбатов, вновь пряча письмо за пазуху. – Так эти злыдни заперли патриарха на подворье Кирилло-Белозерского монастыря в Кремле. Низложить Гермогена с патриаршей кафедры может только Соборный суд из высших священников, у бояр-блюстителей на это нет полномочий. На время заточения Гермогена управление делами Церкви Дума передала архиепископу Арсению, который послушно выполняет все повеления бояр-блюстителей.

– Я готов выступить с оружием в руках против поляков и бояр-изменников, – твердо промолвил Пожарский, глядя в глаза Горбатову. – Но у меня мало войска. Тебе, полковник, нужно показать послание патриарха воеводам, земским старостам и мирским собраниям в других городах. Лишь собравшись в единую рать, такие, как ты и я, смогут взять верх над поляками и освободить Москву.

– Это я и собираюсь сделать, князь, – сказал Горбатов, не скрывая радости от того, что он не зря приехал в Зарайск. – Отсюда я поскачу в Рязань, а затем в Муром и Нижний Новгород. Бог даст, доберусь до Владимира и Суздаля. Я ведь обещал патриарху быть его вестником, покуда не соберется православная рать для избавления Руси от свалившихся на нее врагов и измен.