1612. Минин и Пожарский

На рассвете с высоты угловой Никольской башни князь Пожарский смог своими глазами разглядеть конные и пешие отряды, посреди ночи подошедшие к Зарайску. По знаменам и по одеяниям всадников Пожарский распознал рать воеводы Сунбулова, который, по всей видимости, не желая возвращаться в Москву с неутешительными вестями, решил напасть на Зарайск и наказать его жителей за непокорность Семибоярщине. Пожарский мигом оценил ситуацию и принял решение к действию. Увидев, что полки Сунбулова, размещенные на ночь по окрестным селам и слободам, только-только начинают собираться воедино, Пожарский вывел свое небольшое войско за стены кремля и стремительно напал на неприятеля. С ходу смяв и рассеяв конников Сунбулова возле сел Журавна и Струпна, воины Пожарского затем с первого же натиска обратили в бегство у Злыхинской слободы пеших ратников Сунбулова, отбив у них пушки и знамена. В результате скоротечного боя рать Сунбулова потеряла убитыми больше ста человек, а в плен сдалось четыреста стрельцов. В отряде Пожарского было всего трое убитых.

Собрав остатки своего воинства, воевода Сунбулов ушел в сторону Москвы.

Каково же было удивление Пожарского, когда он увидел среди пленных сунбуловцев Тимоху Салькова, прощенного Шуйским за его разбойные дела и ушедшего из Зарайска еще прошлым летом к Тушинскому вору.

– И ты здесь, бедовая головушка! – усмехнулся Пожарский, подойдя к Салькову. – Каким ветром тебя прибило к войску Сунбулова?

– Здравствуй, князь! – Сальков снял с головы шапку, несмотря на пронизывающий ветер. – Невезучий я человек, вот меня и швыряет злая судьба с места на место, как сухую солому. Я ведь не единожды покаялся, князь, что ушел от тебя летось к самозванцу в Калугу.

– А что так? – вновь усмехнулся Пожарский.

– Оказалось, что Тушинский вор вовсе не сын покойного Ивана Грозного, а просто кукла подсадная, – ежась от холода, проговорил Сальков. – Об этом в Калуге все открыто говорили. Мне довелось близко увидеть самозванца, он и на русского-то был не похож: смуглый, черноволосый, горбоносый, как басурманин. Никакими делами самозванец не занимался и в совете воевод не заседал. Все дела вершили князь Дмитрий Трубецкой, гетман Ян Сапега и атаман Иван Заруцкий. А когда самозванец был застрелен кем-то из его охраны, то труп его с отрубленной головой более месяца пролежал в нетопленой церкви, никто и не думал его хоронить.

– Кто же теперь верховодит воровским войском? – спросил Пожарский. – И что намерены делать дальше воровские воеводы?

– Разбрелось воровское войско кто куда, князь, – с тяжелым вздохом ответил Сальков. – Сапега со своими литовцами расположился близ Серпухова. По слухам, он сносится с Семибоярщиной, собирается воевать на их стороне. Атаман Заруцкий с донскими казаками ушел в Тулу, там зиму пережидает. Князь Трубецкой со своими людьми по-прежнему стоит в Калуге. Я со своей шайкой в Москву подался, повинился перед думскими боярами, так и оказался в войске воеводы Сунбулова. Москвичи за Семибоярщину сражаться не желают, дворяне тоже, стрельцы разбредаются из столицы по разным городам. Вот бояре и призывают под свои знамена кого придется…

– Много ли людишек уцелело в твоей шайке? – вновь спросил Пожарский, жестом указав Салькову, что он может надеть шапку.

– Не ведаю, князь. – Сальков пожал плечами. – Подо мной коня убило, вот я в плен и угодил. А все мои сорвиголовы разбежались. Возьми меня обратно к себе, князь. – Сальков поклонился Пожарскому. – Ты меня знаешь, наездник я отменный и ко всякому оружию привычный. Возьми, не пожалеешь!

– Так и быть, возьму. – Пожарский похлопал Салькова по плечу. – Но имей в виду, приятель, за пьянство и неповиновение в моем гарнизоне секут плетьми. Запрещено также драться, сквернословить и играть в кости. Уразумел?

– Конечно, князь, – обрадовался Сальков. – Надоело мне по кривым дорожкам ходить, черт-те кому служить! Пойду за тобой, князь-батюшка, по прямой дороге, уповая на твой честный помысел.По примеру Тимохи Салькова, почти все пленные стрельцы из войска воеводы Сунбулова добровольно вступили в полк князя Пожарского. Все прочие пленники были отпущены Пожарским на все четыре стороны.

Глава четвертая Гермоген