1612. Минин и Пожарский

Город Зарайск изначально возник как монастырский погост Николая Чудотворца Заразского, основанный рязанскими монахами на высоком берегу реки Осетр. Постепенно с притоком русских переселенцев из-за реки Оки при монастыре возникли слободы крестьян и ремесленников. При великом московском князе Василии Третьем, отце Ивана Грозного, рядом с монастырем Николы Заразского был воздвигнут кирпичный кремль, облицованный белым камнем, ставший ядром будущего города. Вокруг кремля со временем возник обширный посад. Поскольку при набегах крымских татар зарайский посад не единожды сгорал дотла, поэтому во времена Ивана Грозного вокруг предместий Зарайска был возведен бревенчатый острог. Волею Ивана Грозного земля, на которой стоит зарайский посад, была отнята у монастырской братии и передана вместе с ремесленными слободами в ведение земских приказов. В Зарайске был размещен гарнизон из стрельцов и дворян-конников. Таким образом, Зарайск стал одним из звеньев в цепи приграничных городов, ограждавших Московскую Русь от вражеских набегов с юга.

Зарайск стоял на пути из Рязани в Тулу и Калугу, через этот же город вела дорога из Москвы на Дон. Немало купцов проезжало через Зарайск в летнюю пору. Имелись торговцы и среди местных жителей, купеческие дома были самыми роскошными в Зарайске.

Князь Пожарский нисколько не удивился тому печальному исходу, коим завершился скрепленный золотом союз между Василием Шуйским и Мухаммад-Гиреем. Татары, преследуя по пятам отряд полковника Горбатова, нанесли ему такой урон, что до Зарайска добралось всего полторы сотни ратников. Правда, Горбатову удалось сохранить знамена и пушки.

Всех людей полковника Горбатова князь Пожарский разместил в цитадели Зарайска, усилив ими свой небольшой гарнизон.

При первой же возможности Степан Горбатов вызвал князя Пожарского на откровенный разговор. Они сидели вдвоем за столом в воеводской избе, а за распахнутыми створками небольших окон дышала запахами рябиновой и яблоневой листвы теплая июльская ночь. На столе стояли серебряные чарки, пузатый глиняный сосуд с вином, тарелки с солеными грибами, мочеными яблоками, ломтями ржаного каравая и порезанной на дольки кровяной колбасой.

В комнате было довольно темно. Пламя одинокой свечи озаряло лишь стол с яствами и бородатые лица двух собеседников, сидящих напротив друг друга. На Пожарском была надета обычная рубаха из отбеленного льна с длинными рукавами и с красными узорами на плечах. Его волнистые темные волосы были тщательно расчесаны.

Горбатов красовался в нарядной желтой рубахе из тонкой миткалевой материи, его русые волосы, подстриженные в кружок, слегка топорщились в разные стороны.

— Вот я и говорю, Дмитрий Михайлович, как пресеклась династия потомков Ивана Калиты со смертью Федора Иоанновича, так и не стало порядка на Руси, — молвил Степан Горбатов, скорбно качая головой. — Сначала Борис Годунов царскую власть к рукам прибрал, пытаясь через своего сына образовать новую династию. Теперь вот Василий Шуйский на царский трон взгромоздился на старости лет и тоже родоначальником новой династии себя мнит. Шуйский ведь присмотрел себе в жены девицу-красавицу боярских кровей, хочет сына от нее заиметь. — Горбатов желчно усмехнулся. — Из этого старикашки уже песок сыплется, а он туда же! Спесивое ничтожество! — Горбатов сердито выругался.

— Не пил бы ты больше, друже, — сказал Пожарский, видя, что рука его собеседника потянулась к сосуду с вином. — Вредно после бани вино без меры пить.

— Душа моя на части разрывается, князь, при виде того, как олухи вроде Шуйского и Лыкова толкают державу нашу в пропасть, — проворчал Горбатов, налив себе вина. Чарка Пожарского и так стояла полная до краев. — Пращуры наши, князья московские, по крупицам собирали русские земли вокруг Москвы, воевали с литовцами, крестоносцами и Ордой. Из лоскутного одеяла Русь, раздробленная на уделы, превратилась в сильнейшее государство, унаследовав регалии и герб погибшей Византийской империи. Москва стала Третьим Римом! Вся Европа признала это, когда Борис Годунов добился от Вселенского собора, чтобы Русь обрела наконец патриарший престол. Всего двадцать лет минуло с той поры, а от былого величия государства Московского не осталось и следа. — Горбатов залпом осушил чарку. — Горестно мне, князь, смотреть на то, как шведы, поляки и литовцы хозяйничают в наших владениях, как золото из царской казны утекает в чужие загребущие руки. Коль изменить я ничего не могу, выходит, мне только и остается, что пить горькую, князь.

— Смута не продлится вечно, полковник, — с некой задумчивостью в голосе произнес Пожарский. — И Шуйский не вечен на троне. Но покуда Василий Шуйский царствует, нам, служилым людям, надлежит блюсти присягу, данную ему.