1612. Минин и Пожарский

Не желая обострять отношения с королем Сигизмундом, Василий Шуйский отпустил на свободу всех поляков из свиты Отрепьева, которые почти два года просидели в заточении по разным городам. В числе этих польских вельмож оказался и воевода Юрий Мнишек. Однако пронырливый Юрий Мнишек, обретя свободу, отправился вместе с дочерью Мариной не в Польшу, а к новому самозванцу в Тушино. Там Марина Мнишек прилюдно разыграла сцену любящей жены, обретшей чудом спасшегося супруга. Новый самозванец величал себя «государем всея Руси», а Марина величалась «царицей московской». При Лжедмитрии находилась Боярская дума, куда входили бояре и дворяне, получившие от него привилегии и земли. Хотя истинной властью в окружении Лжедмитрия пользовались польские гетманы и командиры наемников.

Когда у Лжедмитрия дошло до ссоры с некоторыми из польских воевод, он вместе с Мариной и свитой перебрался из Тушина в Калугу. Этот раскол ослабил войско самозванца, ибо поляки, кроме гетмана Сапеги, отвернулись от него, видя, что «царевич Дмитрий» не имеет ни казны, ни возможностей, чтобы содержать наемные войска. Утвердившийся в Калуге Лжедмитрий теперь опирался в основном на казаков, беглых холопов и тех дворян, которые некогда служили еще Григорию Отрепьеву.

* * *

Несмотря на то что дела у Лжедмитрия шли все хуже и хуже, он тем не менее продолжал рассылать повсюду свои «прелестные письма» с верными ему людьми. Эти письма назывались так от слова «прельщать», то есть сговаривать, соблазнять. Добрались сторонники самозванца и до Зарайска. Сначала они шныряли в толпе на торжище, заговаривая то с купцами, то с их слугами, то с покупателями и праздными зеваками. Это были люди грамотные и с хорошо подвешенным языком, ибо им приходилось не только читать вслух прокламации «царевича Дмитрия», но и убеждать слушателей из разных сословий поддержать «законного» царя.

С торжища доброхоты Лжедмитрия отправились по улицам зарайского посада, заговаривая со всеми встречными местными жителями.

Узнав от гарнизонных стрельцов, с утра побывавших на торгу, о незваных гостях из лагеря самозванца, Дмитрий Пожарский немедля принял меры, чтобы изгнать их из Зарайска. Он отрядил двадцать всадников на розыск людей Лжедмитрия в ремесленной и торговой слободах. Однако конникам Пожарского не удалось обнаружить и схватить «калужских прохвостов», которые были не только весьма речисты, но и умели ловко скрываться, загодя чуя опасность.

На вечернем построении в городском кремле Пожарский недосчитался Тимохи Салькова и его людей, которые тоже были на торгу и, по-видимому, надумали перейти на службу к самозванцу.

«Не велика потеря, — мысленно усмехнулся Пожарский. — Разбойнику Салькову самое место среди злодеев всех мастей, кои окружают Тушинского вора. Для честной службы Сальков все едино не годится, его то и дело тянет на грабеж и пьянство!»

Глава седьмая Сговор

В полночь, когда тишина и мрак окутали узкие улицы Москвы, в тереме боярина Василия Голицына, что на Варварской площади, не спали. В квадратных оконцах второго яруса виднелся свет от масляных ламп.

В гости к Василию Голицыну в этот поздний час пришли его верные сторонники, составившие ядро заговора против Василия Шуйского. В небольшой горнице, разделенной дубовыми столбами на две половины, за длинным столом сидели оба брата Василия Голицына, Иван и Андрей, дородные и бородатые. Рядом с ними сидел боярин Федор Шереметев в просторном узорчатом охабне без воротника с длинными откидными рукавами почти до полу, с прорезями для рук на уровне груди. Напротив этой троицы восседали по другую сторону стола боярин Иван Воротынский, смуглый и длинноусый, одетый в становой кафтан из блестящего фиолетового атласа, седовласый и согбенный годами боярин Иван Салтыков и думный дворянин Гаврила Пушкин в шелковом голубом зипуне, опоясанный широким красным поясом.

Во главе стола расположился хозяин дома — Василий Голицын, мощную грудь и плечи которого плотно облегала цветастая длинная рубаха с широким воротом.

На другой стороне стола напротив Василия Голицына сидел темноволосый поджарый человек с хищными чертами лица. У него были черные и продолговатые, как у степняка, горячие глаза, тонкий нос, властный рот и бородка клинышком. Одет он был в короткий казацкий кафтан, удобный для верховой езды, под которым виднелась белая льняная рубаха.

— Собрал я вас, други мои, вот по какому делу, — сказал Василий Голицын, оглядев собравшихся. — Все вы знаете достойного рязанского дворянина Прокопия Ляпунова. Вам, как и мне, ведомо, каким почетом и уважением пользуется Прокопий Ляпунов среди рязанских дворян и посадского люда. Так вот, друзья, сей славный муж прислал в Москву своего брата Захара Ляпунова. — Василий Голицын плавным жестом своей могучей руки указал на черноглазого гостя в казацком кафтане. — Давайте послушаем, что желает нам поведать Прокопий Ляпунов устами своего брата.

За столом водворилась недолгая пауза. Взоры всех присутствующих обратились к гонцу из Рязани.

Захар Ляпунов слегка прокашлялся и заговорил: