1612. Минин и Пожарский

На Ждана Болтина сердито зашикали со всех сторон, мол, воевать — это не кашу по столу размазывать! В прошлую весну из Нижнего Новгорода уходили к Москве тысяча двести ратников по призыву Прокопия Ляпунова. И чем все закончилось? Ляпунова убили казаки непонятно за что, а нижегородская рать ни с чем домой воротилась.

— Земское войско из двадцати городов почти год стояло под Москвой, и все без толку! — промолвил купец Дементий Шилов. — Ныне это ополчение рассыпается на глазах. Это ли не урок для нас? Я полагаю, ежели ни казанцы, ни муромцы наперед нас в поход не выступят, то и нам чесаться не стоит. Своя рубаха ближе к телу.

Слушая такие речи, Горбатов все больше мрачнел, сидя на стуле возле большого сундука, где хранились различные документы и писцовые книги. Похоже, он зря рисковал жизнью и мерз в пути, пробираясь лесными дорогами в Нижний Новгород.

Но вот со своего места поднялся староста Кузьма Минин.

Горбатов обратил внимание, что шум и гам сразу пошли на убыль, когда этот осанистый бородатый человек с мощными плечами и руками слегка кашлянул перед тем, как начать говорить. По всему было видно, что к словам Кузьмы Минина его земляки привыкли прислушиваться.

— Вот я слушаю вас, братья, и меня аж оторопь берет, — густым баском заговорил староста Минин. — В речах ваших больше беспокойства за себя да за свои сундуки с добром, но никак не за Русь, которая оскудела дальше некуда. В Москве ляхи засели, в Новгороде — шведы. — Минин размашисто указал рукой сначала на запад, потом на север. — Знать наша перессорилась меж собой в пух и прах: одни бояре польскому королевичу присягнули, другие зовут на московский трон сына шведского короля, третьи и вовсе признали государем псковского самозванца. Испита чаша бедствий до донышка, други мои. О том же и патриарх нам говорит в своей грамоте. Государство спасать надо от развала. Нам первыми нужно в стремя заступить, не дожидаясь, когда трубы загудят в Казани или Муроме. В Нижнем Новгороде должно зародиться новое земское ополчение! — Минин потряс своим тяжелым кулаком. — Предлагаю начать голосование, кто «за», пусть поднимет руку. Кто против…

Минин не договорил, поскольку среди собравшихся лишь трое подняли руку. Одним из этих троих был сам Минин.

— Что ж, господа хорошие, вы свою волю выказали, теперь послушаем, что посадский люд скажет, — нахмурившись, произнес Минин.

Набросив на себя медвежий полушубок, староста Минин решительно направился к выходу. Самыми первыми за ним последовали Степан Горбатов и Ждан Болтин. Все прочие представители местной власти замешкались, торопливо облачаясь в шубы и кафтаны.

Выйдя на высокое крыльцо с перилами, Кузьма Минин зычно обратился к толпе, которая заколыхалась, прихлынув поближе к Съезжей избе. Потрясая над головой грамотой патриарха, Минин призывал нижегородцев сплотить свои усилия для набора новой земской рати.

— Братья, государство наше разорено, — говорил староста, — в Москве ляхи хозяйничают. Бог покуда хранит наш город от напастей, но враги доберутся и до Нижнего, и тогда все мы не избежим печальной участи. Будущее наше решится в Москве. О том же пишет нам патриарх в своем послании…

Развернув свиток, Кузьма Минин громко огласил письмо Гермогена.

Толпа громкими криками поддержала старосту Минина. Мнение народа не изменилось и после выступлений богатых купцов, которые призывали сограждан не спешить со сборами войска, ведь это связано с большими денежными расходами.

Кузьма Минин, не обращая внимания на ругань и гневные реплики купеческой братии, предложил народному собранию немедленно начать сбор средств на содержание войска. Сняв с головы шапку, Минин первым высыпал в нее все серебряные и медные монеты из своего кошеля. Люди на площади чередой потянулись к Минину, кто-то бросал в его шапку деньги, кто-то серебряные украшения…

Видя, что купцы не спешат раскошеливаться, Минин предложил народу избрать полномочных представителей веча, у которых будет право взымать налог на войско с кого угодно в городе. Народ на площади провел голосование, назначив Минина главным городским старостой, которому были обязаны подчиняться все прочие старосты и целовальники. В помошники Минину были определены дьяк Петр Ладыгин, дворянин Ждан Болтин и полковник Горбатов.

На другой же день Кузьма Минин появился в Воеводской избе, обсудив с нижегородскими военачальниками, в какие сроки и какой численности им надлежит собрать пеший нижегородский полк и конную дружину.

Дабы все было по закону, Кузьма Минин опять собрал народ у Съезжей избы, чтобы зачитать прилюдно составленный им и его помощниками «Приговор о сборе денег на строение ратных людей». Согласно этому «Приговору», староста Минин мог сам решать, «с кого сколько денег взять, смотря по пожиткам и промыслам». Общий же принцип сбора средств на войско был следующий: «все имения горожан должны быть поделены на три части, две отойдут воинству, себе же на потребу каждый одну часть оставит».

Сам Минин не только отдал в общую казну все свои деньги, но и снял золотые оклады с икон у себя дома, принес и драгоценности жены.