1612. Минин и Пожарский

Ступенью ниже стояли окольничие, это были, как правило, члены менее знатных княжеских фамилий и неродовитого боярства.

После бояр и окольничих третью ступень в Думе занимали думные дворяне. Чаще их называли «детьми боярскими, кои в Думе живут». «Детьми боярскими» в Московской Руси называли не родственников, а зависимых людей: дворян, смердов и кабальных холопов. Московские цари принимали в Думу дворян в противовес истым боярам, поскольку дворяне в большинстве своем всегда выступали на стороне государя, от которого они получали земельные наделы и денежное жалованье. Думные дворяне принадлежали обыкновенно к захудалым и обедневшим родам бояр и удельных князей. Численно дворян было намного больше, чем истых бояр и окольничих.

Думные дьяки иногда жаловались царем в думные дворяне и могли даже выйти в окольничие, но в боярство им доступа не было.

Боярская дума, как правило, заседала в Кремлевском царском дворце. Боярин, председательствующий в Думе, назывался конюшим и назначался на эту почетную должность царем. В зале заседаний бояре, окольничие и думные дворяне рассаживались на длинных скамьях вдоль стен сообразно своей знатности. Самые родовитые бояре имели право сидеть ближе к царскому трону, менее знатные бояре и окольничие садились поотдаль от государева трона. Дальше всех, возле самых дверей, в зал рассаживались думные дворяне.

Всякий новый член Думы, будь то боярин, окольничий или дворянин, должен был сначала предъявить свою родословную, дабы занять подобающее ему место среди прочих думных заседателей. Нередко в Думе доходило и до драк, когда бояре силой стаскивали новичка с места, занятого им «не по чину». За соблюдением надлежащего порядка в Думе строго следил конюший. Особо острые местнические споры между боярами был обязан разбирать царь.

Появление Никифора Обадьина в Боярской думе вызвало недовольство многих родовитых бояр. Причем громче всех возмущались конюший Федор Мстиславский и боярин Василий Голицын. Эти двое напрямик заявили Василию Шуйскому, что он сажает Никифора Обадьина в Думе не по родовому укладу. Мол, по своей родословной Никифор Обадьин должен стать окольничим, но никак не думным боярином.

Целый хор боярских голосов выступил в поддержку Федора Мстиславского и Василия Голицына. Из-за этих яростных прений Василий Шуйский никак не мог начать заседание Думы, а раздосадованный Никифор Обадьин долго слонялся по залу, пытаясь найти для себя место на скамьях, но его отовсюду гнали, награждая тычками и обзывая «худородным псом». Наконец Никифору Обадьину удалось-таки втиснуться там, где сидели вдоль стены окольничие.

Федор Мстиславский, читая родословную Никифора Обадьина, написанную на узком бумажном свитке, гримасничал и презрительно усмехался. Увидев, что Никифор Обадьин уселся на скамью среди окольничих, Федор Мстиславский громко объявил, обращаясь к писарю-дьяку, чтобы тот записал будущего царского тестя в думном списке не боярином, а окольничим. «Хотя по своему худородству Никифору Обадьину более пристало быть среди думных дворян», — добавил при этом конюший.

Василий Шуйский хотел было возмутиться, ибо Федор Мстиславский пошел наперекор царской воле, принизив придворный сан Никифора Обадьина. Однако, встретившись взглядом со своим братом Иваном, Василий Шуйский решил не ввязываться в словесную перепалку со строптивым конюшим. Иван Шуйский глазами дал понять своему царственному брату, что этот спор может затянуться до вечера и в результате на обсуждение насущных проблем времени не останется.

Вняв молчаливому совету своего брата, Василий Шуйский открыл заседание Думы.

Но едва Василий Шуйский завел речь о том, что он вступил в переговоры с крымским ханом, дабы склонить его к войне с поляками, как против этого решительно стал возражать Федор Мстиславский.

— Государь, ты уже пытался разбить поляков с помощью шведского войска, — сказал конюший, не скрывая своей язвительности. — Всем известно, что из этого вышло. Часть шведского воинства переметнулась на сторону гетмана Жолкевского, другая часть удалилась восвояси, заключив перемирие с поляками. В результате наше войско потерпело тяжелое и постыдное поражение от гораздо более малочисленного врага. Крымский хан гораздо вероломнее шведов, просить у него помощи — это все равно что впустить волка к себе в овчарню.

Федора Мстиславского поддержал Василий Голицын, который стал упрекать Василия Шуйского в том, что он попусту растрачивает золото из государственной казны.

— Шведы взяли наши деньги, но сражаться с поляками не стали, — молвил Василий Голицын. — Крымский хан поступит точно так же, к гадалке не ходи. Этот басурманин подл до мозга костей!

Бояре, взявшие слово после Мстиславского и Голицына, все, как один, возмущались тем, что Василий Шуйский позорит не только свое царское достоинство, но и боевые русские знамена, выклянчивая помощь то у шведов, то у татар.