1612. Все было не так!

Однако именно тогда наступил перелом в отношении русского народа к идее «доброго царя Дмитрия». Началось с того, что переход к Тушинскому вору многих бояр, а также неприятие им очередных «народных царевичей» (как иронически пишет К. Валишевский, к этому времени на Руси набралось «с полдюжины Ерошек и Мартынок, носивших несуразные имена, заимствованные из казацкого табора»; и действительно, по сведениям Н.М. Карамзина, наряду с Августом и Лаврентием был и царевич с напоминавшим скорее кличку именем «Осиновик»; а писатель Георгий Шторм в художественной «Повести о Болотникове» еще более иронически пишет о таких «царевичах»: «царевич Ерошка, царевич Непогода, царевич Долгие Руки и царевич Шиш») оттолкнули от него социальные низы.

Казнь же «царевичей» Августа (вымышленного сына Ивана Грозного от его четвертой или пятой жены Анны Колтовской) и Лаврентия (вымышленного сына убитого Грозным сына Ивана) означала окончательный разрыв с традицией восстания Болотникова[397]. А приход больших воинских соединений польской шляхты еще усугубил ситуацию. Вернее, именно поведение людей «вора» (как поляков и прочих выходцев из Речи Посполитой, так и особенно русских – по свидетельству самых разных авторов, «тушинцы»-москвитяне в жестокости превосходили поляков, причем в ответ на любое проявление жалости к русским людям ругали поляков «бабами»)[398] по отношению к мирному населению и стало решающим фактором, обеспечившим изменение настроений народа.

В самом деле, если сначала «вор» обещал «тарханные грамоты», освобождающие русских людей вообще от всяких податей (!), то вскоре жители увидели, что им придется давать столько, сколько захотят с них брать. «Тушинцы» обирали население по своему произволу, например, приезжали сборщики налогов для тушинского «двора», но потом Ян-Петр Сапега из-под осаждавшегося им Троице-Сергиева монастыря (об этой осаде подробно будет рассказано чуть ниже) присылал сборщиков вторично, а затем местные власти (точнее, предводители местных воинских команд) собирали налоги уже в третий раз, а после этого сборщики грабили еще и на пользу своего кармана. Взяв для доставки реквизированных припасов лошадей, тушинцы сплошь и рядом не возвращали их хозяевам.

Прибавим к этому насилия, похищение людей с целью выкупа (причем, получив выкуп, похитители зачастую снова гнались за «отпущенным», опять брали его «в плен» и снова требовали выкуп – по второму, а то и по третьему разу)[399], причем так поступали они иногда и с семьями самих русских, совместно с ними воевавших (даже с семьями «начальных людей»), которых в то же время гнали в бой впереди себя[400]. Не совсем понятно, правда, как последнее утверждение вяжется со сведениями о том, что московиты – сторонники «вора» – в жестокости превосходили поляков…

Зато несомненно, что как те, так и другие творили зверства над мирным населением. Уничтожение имущества уже не только ради грабежа, а ради забавы, осквернение церквей (как пишет Н.И. Костомаров, «для потехи истребляли они достояние русского человека, убивали скот, бросали мясо в воду, насиловали женщин и даже недорослых девочек. Были случаи, что женщины, спасаясь от бесчестия, резались и топились на глазах злодеев, а другие бежали от насилия и замерзали по полям и лесам. Поляки умышленно оказывали пренебрежение к святыне, загоняли в церкви скот, кормили собак в алтарях, шили себе штаны из священнических риз, клали мясо на церковную утварь и, разгулявшись, для забавы приказывали монахам и монахиням петь срамные песни и плясать»)[401], – прочитав обо всем этом, мы уже не удивимся, что зверства и грабежи польских и казацких шаек, составлявших основу войска Тушинского вора, восстановили против него население страны.

Так, жители Вологды после наложенных на них поборов стали тихонько говорить: «Хотя мы ему (Тушинскому вору. – Д.В.) и крест целовали, а токо б де в Троицы славный милосердный Бог праведный гнев свой отвратил (то есть послал бы ей силу отбиться от «тушинцев». – Д.В.) и дал бы победу… нашему царю… Василию Ивановичу (орфография оригинала. – Д.В.)»[402].

Первым отпало от Самозванца Заволжье[403]. С конца 1608 г. северные города (Вологда, Великий Устюг, Кострома, Романов и др.) один за другим начали освобождаться, в январе 1609 года (по другим данным – 2 декабря 1608 года) нижегородцы отразили нападение «тушинцев», взяв в плен их воеводу князя Вяземского, который за свои злодеяния был публично казнен[404], после чего нижегородцы помогли очистить от «воровских» шаек также Арзамас, Шую и Кашин (последний – явно совместно с войсками М.В. Скопина-Шуйского, о котором речь чуть ниже. – Д.В.)[405]. А весной 1609 г. войска «вора», пытавшиеся прорваться на Вологду, где были собраны огромные частные и казенные (включая сибирскую пушнину) богатства, были отбиты от Ярославля, неудачная осада ими которого продолжалась с 1 апреля по 14 мая[406].