1632

Коэн? Ее глаза уперлись в Морриса Рота. Американский еврей, казалось, понял вопрос в ее взгляде. Так, по крайней мере, она расшифровала его улыбку и кивок головой. Да…

Ее отец говорил: – Я прекрасно понимаю, что мне придется учить все заново.

Доктор Адамс покачал головой.

– Это не так, Бальтазар. Даже в области теории. Ваши представления о миазмах, как о причинах заболеваний, не так уж далеки от истины. И ваши практические знания во многом превышают наши собственные. – Он пожал плечами. – Я действительно думаю, что это мы будем учиться у вас лекарствам, доступным в этом времени и месте.

Николс хмыкнул.

– А я так считаю это просто необходимым! Просто один пример – наш запас антибиотиков уже подходит к концу, и вряд ли фармацевтические компании нам его пополнят. – Его лицо стало озабоченным. – И что тогда? Глаз тритона? Крылья летучей мыши, измельченные с кориандром?

Бальтазар рассмеялся.

– Не утрируйте настолько! Я всегда считал, что Каноны Медицины великого Авиценны упоминают о средствах почти для каждого недуга. Многие из них действительно работают.

Николс и Адамс глядели на него скептически. Доктор Абрабанель развел руками.

– Конечно же, сначала нужно изучить текст самому, прежде чем применять что-либо. – И неуверенно: – Вы читаете по-арабски?

Увидев выражение лиц двух американских врачей, Бальтазар пожал плечами.

– Ну, не имеют значения. К счастью, большая часть Канонов доступна в греческом переводе.

Николс и Адамс посмотрели друг на друга. Адамс закашлялся. Николс смотрел, как тот чуть не задыхается, не в силах остановиться.

– Доктор Абрабанель, – спросил, откашлявшись, Адамс, – можете сказать точно, на скольких языках вы можете читать?

– Свободно? – отец Ребекки зашевелил пальцами. – Не больше, чем на восьми, боюсь. Возможно, и девяти, в зависимости от того, что можно считать "владением языка". Иврит, арабский и греческий, конечно, как основные языки медицины. Испанский и португальский являются родными для моей семьи. И английский сейчас, естественно. Я провел большую часть своей жизни на острове. Немецкий, французский. – Он опять зашевелил пальцами. – Мой голландский уже тоже стал довольно неплохим, я думаю. Но было бы хвастовством сказать, что владею им свободно…

Он сделал паузу, раздумывая и поглаживая пальцами ухоженную седую бороду.

– Что еще? Я могу понимать русский и польский, с нетехническими вопросами. Итальянский и латинский, то же самое. Я плотно занимался латынью в свое время, но был вынужден прервать учебу из-за политической конъюнктуры, так что пришлось учить шведский язык. – Он нахмурился. – Это по-своему очаровательный язык, но мне было жаль тратить на него время. Нет пока книг по-шведски, которые недоступны на других языках. Мертворожденных. – Он вздохнул. – Но я чувствовал, что это было бы разумно, учитывая ту роль, которую меня попросили играть…

Он внезапно замолчал и наклонился вперед. Его лицо стало озабоченным.

– Доктор Николс? Вам плохо?

– Нет-нет, – выдохнул Николс, слабо махнув рукой. – Я просто… – И снова закашлялся.

– О, Боже, – прошептал Адамс. – Всемогущий…

Ребекка откинулась на спинку дивана. Ей удавалось – успешно, она думала – скрывать чувство гордости и удовлетворения на своем лице. Подобно тому, как она любовалась и восхищалась этими американцами, она не могла теперь, в свою очередь, отказать себе в удовольствии увидеть их – на этот раз! – ошарашенных и потерявших свое обычное самодовольство.

Хотя, возможно, ее попытки были не такими уж и успешными, как она думала, Мелисса Мэйли, как раз вошедшая в этот момент, взглянула на нее и спросила: – Чему это вы так радуетесь?

Ребекка улыбнулась. Скромно, как ей показалось. То есть хотела так, по крайней мере.

– О, оказывается, мой отец более опытный лингвист, чем ваши врачи. В других вопросах он, конечно, не так сведущ, как они.

– Ну конечно! – фыркнула Мелисса. – Американцы вообще неотесанные болваны, когда дело доходит до языков.

Учительница уперла руки в бок и смерила Николса и Адамса своим знаменитым взглядом, которым приводила в дрожь тысячи школьников на протяжении многих лет.

– Ну что? – спросила она. – Неужели вы, обормоты, на самом деле думали, что умнее этих людей?

А когда Джудит выскочила из кухни с тарелкой еды в руках, Мелисса перевела взгляд на нее.

– А это еще что? Двести лет прогресса пошли насмарку?

Следом взгляд остановился на Ребекке.

– Нам нужно поговорить, юная леди. Немедленно.

Ответ был неизбежен и очевиден: – Да, мэм.

Глава 14

Ближе к вечеру в гостиной уже было тихо и спокойно. В доме остались только Бальтазар, Мелисса, и сами хозяева. Даже Ребекки не было. Майкл настоял на том, чтобы она тоже приняла участие в обсуждении планов сформировавшейся группой, которая стала настолько большой, что ей пришлось переместиться в школу.

Ее отец в данном случае был рад ее отсутствию. Это позволило ему свободно поднять деликатную тему в компании других евреев. Ну, и Мелиссы, конечно. Но Бальтазар уже оценил ее натуру.