168 часов до Парижа

Внимательно осмотрев бескрайнюю степь, маэстро пришёл к выводу, что необходимо раздобыть транспорт. Действительно, ну не пешком же двигать изнеженное тело импресарио вдоль земных магистралей? Хоть что-то должно быть в жизни неизменным, к примеру, дорога. Странно звучит, не правда ли. Разве может быть неизменной дорога?

«Иногда маленькие победы заставляют поверить в большую мечту, – вспомнил девиз мазохистов и тут же спохватился: – Стоп, о чём это я? Какая такая мечта? Добраться до Парижа? Так, и где искать этот звезданутый транспорт?» – Ленар в раздражении ткнул вопросом в сухой ветер Кубани. Не услышав внятного ответа, маэстро на приличной скорости отправился к лениво ползущему с востока золотистому диску.

Из-за пепельно-седых холмов на горизонте раздался длинный гудок паровоза. Далеко оказалось действительно далеко. Через пару километров бодрого шага по грунтовой дороге Ленар начал понимать грандиозность поставленной задачи, просто космический масштаб вселенской пустоты, угнездившейся в организме после имперских баталий. Жалеть себя начал почти сразу. Вот что делает обыкновенная физкультура с расстроенной личностью: начинает отвлекать от душевных переживаний на вполне обычные вещи, например, усталость от утреннего моциона.

«Что-то всё скрипеть начало с непривычки», – констатировал маэстро с неудовольствием. Когда летел в неизвестность то даже не подумал, как связаться с поместьем, если внезапно тесак бандита ударит в печень или другие плюшки обрадуют организм. Впрочем, будь такая возможность, то уже сейчас бы летел на родные болота. Особенного страха перед новыми испытаниями не было, да и какой мог быть страх, когда всё это уже происходило сотни раз в той или иной форме: нервный срыв, дорога, обязательное раскаяние, ремонт повреждений, счастье жизни. Только счастье ли? С каждым новым взбрыком впечатления теряли первозданную свежесть. Нужно точить новые гвозди, но для чего? В конечном счёте здоровое чувство самосохранения шепчет в ухо горячим воздухом, что мол хватит, и так вся шкура в дырках от шрапнели. Но только не в этот раз, нет, не в этот. Тело, которое до сих пор исправно служило, благодаря удобствам цивилизации, внезапно дало сбой. Вот что значит оказаться в чужом времени. Обыкновенная пешая прогулка превратилась в невероятную пытку. И здесь так часто выручавший цинизм оказался бесполезным. Наоборот, именно он начал предлагать совсем вредные вещи, например, «Нечего скулить, ляг и сдохни достойно». «Ага, сто тысяч раз! Разбежался!», – процедил Ленар высохшими губами, с трудом волоча ноги по спёкшемуся от жары суглинку.

***

Ридикюль из плотной тафты, шитой серебряной нитью, с грохотом упал на пол, когда изящная барышня, по виду актриса, принялась расстёгивать жакет из английской ткани. В просторном кабинете с монументальным дубовым столом и коваными решётками на стрельчатых окнах витал особенный запах больших денег, от которого легко кружилась голова у непривычного к подобным амброзиям человека.

– Морозов, у тебя невозможно дышать! Ты когда-нибудь проветриваешь? – упрекнула барышня, которая и в самом деле находилась на гастролях в Армавире.

– Незачем. Хочешь, чтобы меня ограбили? – ответил господин средних лет в заграничном костюме в крупную клетку. Такие заказывают купцы, за неимением собственного вкуса доверившие свой гардероб модным портным. Причёска указывала на человека занятого. Рассиживаться в парикмахерских у него не было желания, оттого делал стрижку без выкрутасов. Тоже относилось и к чахлой бородке, которую проще было сбрить насовсем, чем держать в подобном виде.

– Ограбили? Что брать-то, коль театр в убытке весь месяц из-за политесов с местным атаманом.

– Душа моя, твои спектакли мне погоды не делают, одни слёзы. Извини, управляющий с фабрики только что приходил, надобно смотреть отчёт. – Он принял одежду и положил вместе с ридикюлем на стол так, как это делают люди, приученные с уважением относиться к дорогим вещам. Несмотря на бережное обращение, раздался новый стук.

– Да что у тебя там такое?

– Любопытный. Всё-то тебе надо знать! Дамские штучки.

– Мне интересно, – позабыв университетское образование, внук бывшего крепостного без церемоний полез в ридикюль. – Ого, а это зачем? – В руках мецената оказался дамский браунинг с изящной гравировкой и щёчками из слоновой кости.

– Не твоё дело! – Серафима попыталась отнять, но безрезультатно.

– Нет, так не пойдёт. Объяснись. Невозможно актрисе носить с собой такие штуки. Ты что террористка?

– Морозов, у тебя паранойя. Забыл, что подарил мне авто? Так вот, для обороны ношу.

– Я запрещаю с этим ходить. Наверняка у революционеров взяла. Скорее себя пристрелишь, чем разбойников, – заявил Савва и по-хозяйски отправил оружие в ящик письменного стола. – Поменьше по собраниям будешь ездить. И мне спокойнее.

– Подожди, так я что, вечно к тебе пришитая должна быть. Я актриса, мне публика нужна, а с тобой скучно.

– Однако это не мешает брать деньги на развлечения.