17

Было грустно от того, что тень, как нежелаемого ребенка, солнце отправляло домой, стоило наступить утру, так что темноте приходилось прятаться, где попало — под сомнительного вида кустами, за подъездными дверьми, внутри стоящих на клумбе стоек крашеных покрышек, исполняющих роль украшения для старого дворика. Было жалко, что даже ночью тень никто не любил, люди, изобрели электричество, чтобы вдоль каждой безвкусной аллеи поставить ровные ряди светодиодов. Все ради безопасности, я понимаю, человек может удариться, или его может кто-то ударить, такой же, впрочем, человек, например.

Ученье — свет, а в темноте — красота человеская.

Забавно, но у меня никогда не получалось искренно писать о чём-то светлом, о чём-то действительно положительном, будто бы мой мозг противился самим размышлениям о подобном. Мне проще было запоминать страшные, уродливые во многом сцены, большая часть из моих воспоминаний до тринадцати лет — сплошь одни болезненные моменты, то, как я впервые упал в обморок, ударившись головой о кафель в родительской ванной, то, как я впервые серьезно упал с велосипеда, слишком поздно обнаружив отсутствие тормоза, о своих многочисленных кошмарах и сонных параличах и вспоминать не хочется. Кажется, что мой организм, сознательно или бессознательно, — не важно, при описании и запечатлении страшных сцен использует куда более яркие краски, чем при обрамлении хорошего.

Каждый раз, когда я готовлюсь описать что-то приятное, что вижу, или просто выразить собственные фантазии о радостном на бумаге, моя голова со скрежетом полуржавых шестерёнок выдает клише, которые я уже видел, фразы, которые я читал в любимых книгах, но никак не может дать мне карт-бланш на кисть и краски.

Единственное, что мне может приглянуться из светлых чувств, эмоций, называйте как вам угодно, — это надежда. Удивительно комплексная вещь, позволяющая месяцами голодать, претерпевать, страдать ради высшей цели, которая, вполне вероятно, неосуществима, но человеку все равно. У человека есть сильнейший мотиватор — надежда на лучшее.

За окном на протёртой ткани небосвода тут и там проглядывались дырки. Звёзды, одна за другой, покрывали бесконечное чёрное пространство, будто веснушки на лице подростка, как рябь на воде, они давали понять: здесь точно есть жизнь. Она должна была там быть. Не может статься так, что на все мириады этих звёзд, на все эти планеты не найдется хотя бы одной разумной цивилизации. Мы обязательно должны встретиться.

Я не знал ни одной из этих звёзд, не знал принципов их классификаций, все, что я знал, — то, что некоторые из них были больше, чем другие, некоторые были более жёлтые, некоторые более белые, чем остальные.

Разумеется, они всегда были там — на небе, — просто внимание на них обращаешь только ночью, когда нет отвлекающих факторов.

В одном из окон напротив горел свет. Я надел очки, подбежал к окну и окинул весь дом взглядом, — да, кто-то из людей, живущих там, не спал сейчас. Но никто из них не стоял точно так же у окна и не смотрел на белые блестящие сталактиты на потолке пещеры, в которой мы живём уже много тысячелетий.

Зато темнота смотрела вместе со мной, и в эту минуту она казалась мне много роднее тех призрачных и невероятно далёких от меня миллионов человеческих особей.

16 августа 2022

Человечество

Человеческая жизнь — самоцель, человек живёт ради того, чтобы жить. Человек учится, ради того, чтобы пойти работать, работает — ради того, чтобы прокормить семью, занимается этим, ради того, чтобы его дети смогли учиться. И так, круг за кругом, человек обеспечивает жизнь, собою рыхля почву для будущих семян-поколений. В итоге не изменяется ничего, просто по наследству вместе с одеждой от старших приходит и бесполезная социальная роль, вследствие которой ты должен заниматься чем-либо. Ты должен найти работу, но ни один из людей на земле не сможет адекватно объяснить тебе зачем. Человеческий организм подобен организму обычного животного, но есть разница — осознание собственной смертности. Не осознание смерти, т. к. когда есть человек, его смерти ещё нет, а когда человек умирает окончательно, он уже не осознает себя, так что смерть самого себя "в моменте" человек осознать не сможет. Зато человек может осознавать собственную роль в масштабах вселенной, а точнее — свою бесконечно малую долю ответственности за этот мир, тот факт, что человек является крупицей песка на безхозном пляже, и никто ему не в силах объяснить, зачем он там нужен. Человек способен понять, насколько он ничтожен, забавно, что именно в этом его величие.

Человек слаб, человек смертен, человек голоден, человек болен. Человеку позволительно чувствовать боль, боль от пореза бумаги или боль от утраты, но только в тот момент, когда это "выгодно" остальным людям. Человек должен быть чувственным, но не нытиком, человек должен быть серьезным, но не душным, человек должен быть хорошим, но ровно до того момента, как его окружению от него станет тошно.