17 потерянных

С той ночи я жду начала судебного разбирательства дела о поджоге, и Джеми тоже. Это, конечно же, несправедливо, но мой адвокат утверждает, что я смогу признать себя виновной и все объяснить. Он считает, что меня приговорят к исправительным работам, поскольку на тот момент у меня было расстройство психики.

А Эбби вернулась домой в Нью-Джерси. Я смотрела новости о ней – те, которые мне разрешали смотреть, и, помню, меня поразило то обстоятельство, что она оказалась не такой, какой я ее себе представляла. Ее лицо было очень схоже с фотографией на объявлении о пропаже, но фигура оказалась другой. Она была ниже ростом – прежде я судила о нем по своим видениям того, как она ехала на велосипеде; и руки у нее были не такими, как я помнила; волосы оказались гораздо курчавее; и если смотреть в профиль, то нос тоже имел мало общего с тем, что я себе вообразила. Когда она давала интервью на камеру, мама не разрешила мне смотреть его, но кое-что долетело до моих ушей, и меня поразило, как сильно ее голос отличался от голоса, звучавшего в моей голове. Голос был совершенно незнакомым.

Но ее нашли, и она была жива. И мужчину – его звали вовсе не Хини – арестовали; ему предъявили целый список обвинений, который был напечатан в газетах, но мама отказалась зачитать его мне. Скоро состоится суд над ним.

Эту часть истории я не выдумала. Это не плод моего воображения. Не галлюцинации. Меня заверяют, что Эбби нашли, и сведения, полученные от самых разных людей, совпадают, поэтому я верю им. Иначе обстоит дело с камнем, который так и не превратился обратно в подвеску. Как бы я на него ни смотрела – со всех точек зрения, сверху, снизу, при свете и без света – он остается всего лишь камнем, найденным мной на обочине дороги.

А еще мне пришло письмо. Оно ждало меня дома, когда я вернулась из больницы. Думаю, мама долго сомневалась, показывать его мне или нет. И я рада, что она все-таки сделала это, хотя, когда я читаю его, оно возвращает меня в не слишком приятное прошлое.

Ее почерк с наклоном вправо и округлые буквы дают возможность предположить, что она человек жизнерадостный, или, по крайней мере, старается быть таковым. Она написала письмо зеленой ручкой на линованной бумаге из блокнота, а не на обычной почтовой. Я прошлась пальцами по оборотной стороне листка и почувствовала, какие слова – самые плохие – ей было труднее всего написать: выводя их, она давила ручкой на бумагу сильнее обычного. Я рада, что она «выговорилась» – ведь она вполне могла ограничиться коротким электронным письмом.

Дорогая Лорен, начала она. Я пытаюсь написать тебе, но это трудно, потому что я не знаю, что сказать. Полицейские поведали мне о твоем поступке. Бабушка рассказала, что ты приезжала. Я знаю, что мы никогда не встречались, и потому все это странно, но мне очень хочется сказать тебе спасибо.

И дальше она написала о том, как тяжело ей жить дома, заново учиться общаться с друзьями, которые ничего не понимают и смотрят на нее не так, как прежде, о том, как она пытается забыть, но у нее это не получается, и она сомневается, что вообще когда-нибудь получится. Я не знаю толком, что ей известно обо мне – она не пишет об этом, – но, похоже, она в курсе, что я была больна и меня куда-то услали. И она выразила надежду, что я скоро вернусь и буду чувствовать себя лучше.

Она подписалась «Эбби», а не «Эбигейл», словно мы с ней подруги.

Не уверена, что когда-нибудь найду в себе силы ответить ей.

Я снова сложила письмо и убрала его в ящик тумбочки у кровати. Смотрю в окно и думаю, как я счастлива, что она жива, что сама я тоже пока никуда не пропадала – до сих пор цела и невредима, у меня есть мое тело и легкие, чтобы дышать. Я по-прежнему здесь. Такого поворота сюжета я не ожидала.

Сегодня четверг, а может, пятница. В школу только на следующей неделе. Мама взяла академический отпуск на семестр, сказав, что не способна сейчас совмещать учебу, работу и уход за мной. Я пытаюсь пошутить, говорю, что ей следовало бы потребовать экзамен автоматом, поскольку она изучает психические расстройства прямо на дому и что одного моего случая может оказаться вполне достаточно для дипломной работы, но она в ответ с трудом кривит губы в улыбке.