— Если это ее велосипед, почему ты не передашь его в полицию?
— С какой такой стати?
— Она же
— Она убежала. — Он пожал плечами. — Я так слышал. Мне сказала одна девочка из лагеря.
Я лишилась дара речи. Ну почему никто из знавших Эбби не понимает, что никуда она не убегала? Почему только я — не знакомая с ней в реальной жизни — твердо уверена в этом?
— Тем вечером она приехала из лагеря на этом вот велосипеде, — гнул свое Люк. — А потом с ней случилась истерика, когда она услышала, что я с кем-то говорю по телефону. Она опоздала, и я подумал, что она вовсе не приедет, и позвонил другой цыпочке. Делов-то?
— Она… Вы с ней
— Да, но я же сказал, она оставалась у меня недолго. Начала вопить, устроила гребаное шоу. А потом уселась на велосипед, чтобы отчалить, и напоролась на что-то на подъездной дорожке. — Он пнул ногой сдутую шину. — И — обрати внимание — бросила велосипед и потопала пешком. Я вышел за ней, но ее и след простыл. Может, она психанула и рванула напрямую через лес, понятия не имею. — Он опять пожал плечами. — У нас же с ней не было какой-то там исключительной любви. Так с чего она взбеленилась?
Я все еще пыталась хоть что-то понять. Но видела лишь, как она добралась до подножия холма, и ничего из того, что было дальше, и потому решила, что там все и закончилось.
Я инстинктивно коснулась подвески под одеждой — как же она тогда оказалась в канаве? Когда это произошло? На пути туда или обратно? Я все перепутала, поменяла последовательность событий местами и получила в результате неверное представление о той ночи?
Люк, казалось, был счастлив избавиться от велосипеда. Теперь я держала его одна, а он свободными руками приглаживал волосы.
— Ты… отдаешь его мне? — спросила я.
— Я думал, она вернется и заберет его, но теперь уж вряд ли. И потом, она вообще куда-то подевалась. Велосипед говенный, но ты возьми его. Ведь как ни крути, а приехала ты за ним, верно?
— Но, Люк, в ту ночь она пропала. Ты последний, кто видел ее.
— Я не виноват, гражданин следователь. — Он, смеясь, поднял руки вверх, словно сдавался, но я не стала смеяться вместе с ним, и он опустил их. — Я серьезно. Все говорят, что она куда-то убежала или еще что-то такое учудила. Ты же не думаешь, что я…
А я не знала, что думать. Это зависело от того, что думала Эбби. Мне нужно было, чтобы она рассказала мне, как все обстояло на самом деле.
— Почему бы я тогда хранил ее велосипед все это время? Вот доказательство, что я не сделал с ней ничего плохого. В этом случае я давно бы сбросил его с обрыва.
Я молчала, и он продолжил:
— Лорен, ты меня знаешь. Так что завязывай с подозрениями.
Я закрыла глаза. Как бы мне хотелось обратить мечту в жизнь. Взойти по ступенькам дома, неважно, в какое время дня, во сне или наяву, или же посреди разговора. Если бы только я могла управлять тем дымным пространством, которое управляло мной. Я очутилась бы в «Шоп эн Сейв», где стоят автоматы, выдающие пакетики с однопроцентным и двухпроцентным молоком, а затем все начал бы затягивать дым, поднимающийся от пола, как и в тот раз, когда какой-то ребенок просыпал пакет муки, и бледное облако стало бы той завесой, пройдя через которую я проникла бы в пространство снов и видений. Или же тут, сейчас, в гараже Люка Кастро — я бы перешла эту границу и задала бы Эбби свои вопросы. И выяснила бы то, что мне так необходимо знать.
И мое желание в каком-то смысле осуществилось. Потому что мир видений
— Кого ты высматриваешь? — спросил Люк. — Моих родителей сегодня нет. Здесь только ты и я.
Она была подлее, чем я ожидала.
Я начала торопливо оглядываться, пытаясь понять, откуда раздается этот голос. Мне казалось, Эбби стоит за мной, но голос звучал из-за машины. Она либо под ней, либо, скорчившись, прячется за дверцей?
Просто
— Нет, — помотала головой я. — У меня есть бойфренд.
— Опа-на! — воскликнул Люк, хотя обращалась я вовсе не к нему.
Я стала ждать, когда голос скажет что-нибудь еще и я смогу увидеть, где же она притаилась, но было тихо, и я все поняла. Это была не Эбби. Голос был жесток, как была жестока Фиона Берк, и фальшив, как была фальшива Фиона Берк. Это шепот Фионы звучал у меня в ухе.
— Послушай, — тем временем говорил Люк, — если ты встретишься с ней, скажи, чтобы она на меня не обижалась, о'кей? У нас не было ничего серьезного. И она прекрасно это знала.
На моем лице он, должно быть, прочел нечто совсем иное.
— Разве не так?