175 дней на счастье

– Не поджимай губки, Маша! По пути не попадется ничего, хотя бы близко похожего на рестораны, а я, если не поем, буду злым. Тебе это надо? – Папа вышел из машины.

Я поплелась за ним, тихо пробормотав:

– Отравимся ведь.

– Не отравимся.

– Откуда ты знаешь?

– Смотри, сколько машин дальнобойщиков тут стоит.

– И что?

– А то! Первое правило путешественников: там, где едят дальнобойщики, точно вкусно и даже безопасно. Они проверенными местами друг с другом делятся.

Мягко, как отдаленный рой пчел, жужжали голоса водителей, курящих и разговаривающих тут же, у обочины. Глаза мозолил мигающий свет. Я оглянулась. Яркая красная неоновая вывеска бросилась в глаза.

– Смотри: ночь, улица, фонарь, аптека… – сказал папа.

А мне как-то взгрустнулось. Так бежит время… Начнется ли все снова, как утверждает Блок? Если бы! По-моему, все безвозвратно…

Потом ели вкусный борщ. Я даже отважилась попробовать какую-то самодельную сметану.

Укачало от того, что пишу. Ладно, хватит…

Июнь, 6

Приехали! Нет сил, все потом.

Июнь, 8

Только что с бабушкой и дедушкой проводили папу в обратную дорогу. Я очень долго махала ему вслед, поражаясь своей сентиментальности. Казалось бы, от того, что между нами расстояние, почти ничего в наших отношениях не изменится – общаться будем так же редко, как и всегда, но почему-то меня охватила тоска.

Когда два дня назад открылись автоматические кованые железные ворота, я сразу же увидела две маленькие белые фигурки – бабушку и дедушку. Перед глазами, как пылинки на свету, стали парить добрые воспоминания. Папа выключил музыку, и по гравийной дорожке к дому мы ехали в тишине. Думаю, он тоже вспоминал прошлое.

Тогда меня и охватила глубокая грусть. Пятнадцать лет я приезжаю в этот красивый дом и только сейчас впервые подумала о том, что ничто здесь не вечно. Накатила паника: «Рано или поздно всему придет конец». Может, дом и останется стоять, но будет ли он тем же самым домом, если однажды на крыльце не появятся бабушка и дедушка? Я тут же отмахнулась от мыслей и начала думать о счастье быть здесь. Ненадолго помогло. А потом снова грусть: яркая, как вспышка, старость лиц бросилась в глаза. Бабушка стала совсем колобком и начала по-деревенски повязывать белую косынку на голову, а дедушка сбрил волосы, отрастил седую бороду и обзавелся тростью: с зимы у него болит нога.

Когда мы зашли в дом, я сразу услышала, как сурово и строго отсчитывают минуты старые напольные часы, и почувствовала тепло, которое висит в воздухе, когда весь день на кухне что-то пекли. Было 01:15, ночь, а у бабушки на столе все теплое…

– Как я рад хорошей домашней еде! – сказал папа.

Не могла не добавить, впечатленная тем пригородным кафе:

– А я – санитарии.

За столом у меня слипались глаза. Бабушка обняла меня за плечи и повела в комнату. По лестнице мы поднимались под приглушенные голоса папы и дедушки, которые, как и всегда, остались в столовой пить кофе, курить и разговаривать.

Распустив волосы, я босиком ходила в банном халате по комнате – распаковывала вещи. Бабушка помогала и попутно расспрашивала о родителях, сестрах, новостях.

– Мать все работает?

– Работает.

– Вот зачем, интересно? Муж умница, зарабатывает, ректором стал! А ее вечно дома нет. Она и не готовит, наверное, вон какая ты худенькая!

– Самореализация, бабушка, это очень важно в наши дни.

– Ух, умная какая нашлась. Слова-то какие знаешь – «самореализация».

Бабушка у меня славная ворчунья. Отражается еще то, что всю жизнь она проработала в школе.

Я села в кресло напротив туалетного столика.

– Как в детстве, пожалуйста, – зевнув, деловито попросила я бабушку и протянула ей расческу.

Бабушка улыбнулась и поцеловала меня в макушку. Красные и распухшие от работы по дому и огороду пальцы стали перебирать длинные пряди моих волос. «Как пшено, как пшено!» – приговаривала бабушка, потом стала расчесывать. Разнеженная, слушая, как она тихо напевает:

Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал, и молчали дома.
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролет нас сводили с ума, —

я задремала. Бабушка помогла мне перебраться в кровать, укрыла и, потушив свет, вышла.

Спалось сладко.

На следующее утро я обнаружила в столовой завтрак и свежую черешню.

Как только я налила кофе, из своей комнаты бодро спустился папа, сразу следом за ним в столовой появились уже давно проснувшиеся и занятые по дому бабушка и дедушка. Дедушка звонко поцеловал меня в лоб и потрепал нерасчесанные волосы. Бабушка села напротив меня и сказала: «Маша! Что это такое?! Что за колесо?! Ну-ка, немедленно выпрямись!» Я улыбнулась: бабушка-ворчунья.

Взрослые разговаривали о доме; я в это время уже покончила с яичницей и перешла на черешню со сгущенкой; хотела побыстрее все доесть и убежать на море, но разговор повернулся интересной стороной.

– Так когда, говоришь, должен приехать твой друг? – спросила бабушка.

Говорили о тех самых Ма́ковских.