17,5

Поскольку ни о доходности, ни о расходной части процесса у обоих не было четкого понимания, они называли любое привлекательное дело просто ходным, что не обязывало его оценивать, то есть такой подход был очень удобным. Ходные дела звучали как дела, не вызывающие беспокойства. И понятие ходного дела звучало не только для них весомо, поскольку некоторое иное ходное дело приносило деньги, для многих других не мыслимые. Конечно, кое-кто мог бы сказать, что такое дело является просто-напросто доходным. Это было бы бестактно. Поэтому Давыдов и Лёва не привлекали других экспертов и советчиков. Иначе сразу же возникало неудобство возникновения понятия расходов и маломальского учета. И тогда вдруг, как из рукава фокусника, возникали кипы бумаг сплошь в цифрах. А это как раз и вызывало всегда обиженное молчание у этих двоих. Мир тогда казался сплошным обманом. Что, конечно, не правда. Но объяснимо. Люди, вот например, рады теплому короткому летнему дождю, они даже выбегают со смехом с дачи, скидывают обувь и скачут по сверкающим от уже проявляющегося солнца лужам. Но однако нельзя их, глубоко дышащих счастьем, тут же спрашивать, откуда дождь вообще берется. Будьте выше. Не считайте расходов. Не считайте и доходов. Да. Больше тратьте, меньше зарабатывайте. Или наоборот – как хотите, так и будьте выше. Лишь бы сохранился интерес к делу – блеск в глазах. Иначе скука. Да.

Оба одновременно телесно осязали приближение искрящейся догадки. Отрицая гравитацию, они, держась за руки, плавно отталкивались в черную пустоту в направлении невидимого света. В невесомости нарастала дрожь разности напряжения длинных масс их длинных туловищ и длинных конечностей. Они были струнами и слышали свой звук, текший чистыми басами. И, чудо из чудес, вплывали, безотчетно приоткрыв (чуть растопырив) рот, внутрь радужного перелива разгадки своей догадки, разрядки загадки. И расслабленное всплытие своего тела в цветном океане.

Их обвиняли в ударах по конкурентам. Они их якобы били, отбивали клиентов. Чем?.. У них есть уловки! Это где?.. Подумать страшно! Это кому?.. Однако еще не поздно – все, кто их обвинял, желали поделиться с ними своими идеями, как все можно исправить. Они, все остальные, не помнили зла.

Давыдов и Лёва садились спина к спине и ободряли друг дружку. Инвестиции шли очень туго. Мода на деньги постоянно менялась. Приходилось изобретательно выгибаться всем телом, чтобы протолкнуть свои деньги. Ими руководила не норма рентабельности; инвестиции для них ничего не стоили, если с их помощью нельзя было изобрести новый способ одурачить деньги. Не столько чужие, сколько свои. Забавляясь с теоретическими ограничениями политической экономии, они дописывали не свое старое и изобретали нечто совсем ничье новое. Но не собирались доводить это до намерения внедрения или хотя бы до печати.

Купить старое казалось лучше, чем привязываться к новому. Новое пугливо, и может сбежать. Как та собачка, к которой оба сразу привязались. Несколько новых миллионов программных строк – собака, ищейка или поводырь слепых денег, могла естественно, без сложного анализа, по-собачьи усматривать совершенно безошибочно из многих миллионов запахов нужное сию секунду направление финансовых вложений. Но собачонка никому не верила. Позже они удивились, как, возможно, и все собаки удивились бы, что это применимо и для космических исследований – ведь там нет воздуха для течений витков запахов. Но да, космическое агентство принудительно выкупило их пугливую собачку. Удовлетворения это опять не принесло, они не рассчитывали на это, все опять пошло не по плану. Да, им хорошо заплатили, но что толку. Собачка от них сбежала. Они переживали. Они успели к ней привязаться.

Они искали во всяком старье. Похоже, единственное, что они не покупали, так это музеи. Одна из старых фабрик выглядела привлекательно. Собственно, она выглядела так всегда. И дело в том, что не для всех готова была так выглядеть. С другой стороны, это досужее фабричное общество требовало не столько денег, сколько непрерывного задушевного общения. Единственное, что может испортить инвестиции, – это хорошие люди. Плохие люди портят меньше, потому что их мало. Все остальные – хорошие. Хорошими ни за что загублено все остальное, что не успели испортить плохие. И, Давыдов и Лёва в очередной раз отбросили соблазн. Чего доброго, захочется самим устроиться работать на эту хорошую фабрику бок о бок с хорошими людьми, где так тепло вместе, и все любят друг дружку, и нет других забот, кроме как ждать следующую весну и разбавлять это ожидание радостью, что несет сама весна.