17,5

Дохнули разом все кухни и кухонные дворы. Порезами ножа красны куски с мясных сочны́х углей, варёна бульба под ма́сленный укроп, рублёны огурцы подлиньше, салатик, помидорки, щей горшок или кастрюлина борща. И запах. Как повод дню начаться. Среди чужих резких свежестей подмигнула родная крошеная петрушка. Подул яблочнейший воздух. Сверкая солнцем, всплыла клубника кверху пузом. И день уж распахнул все стекла. Спеши вписать во всё свое соседство. Старая улица с множеством подмышек, быстро многоугольно оглянувшись, круто сворачивала и звала за собой кинуться вниз. На толпе улочек перемешаны толпы лесных семей. Не нуждаясь в ветре, шли облака налегке. Мила шла по их пустым теням. Облаков было много, они сбились в кучу, но почти ровно на треть небо было голубым и радостным, и этот голубой ломоть неба сверкал своей прозрачной чистотой. Стены светят в стены напротив. Набрякнув стопками листов, большие тени задевают за дома. И вот сама лучезарность над переливами холмов под пенный шорох моря. Как необъятное обещание. Как счастливейший выдох. И медленный вдох. Вдоль висячих нотных линий на столбах, вдоль чужого смеха за каменным забором по пустым теням исчезающих облаков к цветуще-обморочному лугу между гущами садов по расшарканной дорожке. Тропинок размотался весь клубок. Все заразилось тишиной. Время, радуясь, остановилось. Летней весною пахли дни, тут весна зимой и летом и продолжение прежней весны. Тот день слился с этим, и к каждому дню прибавлен праздник, и вьюжит забытый яблоневый цвет. Растаяли губы в тающих губах цветов. Тут мои цветы и ваши все. Поди вызнай их число. Росились ноги, руки липли к поту сосен, крошилась пальцами ромашка в звенящий свет летнего дня невменяемого цвета. В глазах отражалось сверкающе-зеленое множество жизни листьев. Куда ни глянь везде и всюду цветы лучше цветов, деревья лучше деревьев. И море в своей большой посуде льет любовь любящему солнцу.

Таким образом, здесь очень удачно сразу оказались для ровного счета: куски света, вот тебе раз, все цветные созвучия, это во-вторых, симметрия пустот теней, кусты-тихони, в ветках солнечное решето, подкисленная сухость желто-винная, а к ней и свежесть, будто зеленые листья сейчас еще повылезут кругом, а также в сырой тени воспитанный камнями мох, и еще кое-что яркое не нашло тиража, и другое множество неодушевленных вещей. Полный тепла в зыбкой форме и стен светлой глины дом с отколовшимся крыльцом, раздражительно не мой. Камней неровные стыки и стекла деревянных рам. Знакомость. А в нем внутри запахи непостижимым сочетаньем, не постижимые отдельно, забытости пожелтелое пятно, пыльные лучи, высохшие щели в дощатой стене, ясно и видно во все концы света. Во весь объем комнат второстепенное счастье и много прочих всячин, и исчезающее желание помнить все утра в этом доме и все вечера. Во дворе прилипла пристройка запахом как будто бы даже шпал, это в плюс. Плюс будущих дней зной и почти плюс или едва минус еще не бывших зимних дней растаявший на крыше снег. Плюс-минус тени намеков на неясные жесты. И день желтил море, как две мелодии звучат в одну. Отщипнуть время, старое плюс новое, плюс то, о чем она думала только что. И он, и вы. Плюс клей, что склеивает дни и держит вместе обрывки лет. Плюс один воздух – всё это в воздухе одном.

И что в итоге? Не успел получиться итог. Сумма уже не действительна: солнце перестало, потемнел верхний воздух, ветер дует. Он, знай себе, переименовывает числа. Ишь! Но это ему не в упрек. В разрывах черного неба торчат желтые иглы отодвинутого солнца. Громче громких гром. На уличных столиках взрябились кофейные чашки, и нарядный сад сердится на ветер – все разноцветные банты некрасиво растрепались. А ветру хотелось поглубже в листву. Он покатался мятой бумажкой по улице продуваемых кирпичей и разбудил внезапный гнев цветов. На незапоминаемого цвета горизонте небо месит тучи. Там было солнце, здесь солнца нет. Деревья всплеснули руками от огорчения, кусты прятали лица, намокла паутинная малина.

И так же внезапно завтрашние сверкающие лужи снесло мимо в несбывшихся хмурых тучах, порезанных желтыми ножами. Дождя слепого прерванный рассказ тут же повис душистым паром. Балконные перила роняли чуть копленные капли. Окунулось лицо в букет расправлять губами вывих лепестка. Свежо ощущалось десятью пальцами, что каждая секунда длилась ровно секунду. Чуть ожидая следующую. Мгновенье протекало этот миг.

Ну вот, теперь заново все пересчитывать – у дождей своя отраслевая ниша чисел, другая растрепанная сумма, мытая водой и натертая ветром. Даже грибам не все равно, чем пахнет дождь. Дыши началом, дыши концом дождя. И стеклу не все равно. Каплями копленный на окнах почти ушедший дождь собирался в слезы. Намокло рассохшееся деревянное вещество рам. Нагрязило. Так и не запомненный цвет неба. Но все же, для точного счета, дождь знаком со всеми, снег знаком со всеми. Лишь град знаться ни с кем не желает.