1812. Фатальный марш на Москву

Как утверждает Бургонь, в конце отступления, когда солдаты почувствовали приближение и в самом деле безопасного рубежа, солидарность начала возвращаться, и люди останавливались, помогая упавшим подняться и помогая друг другу самыми различными способами. Хотя, конечно, могло быть и так, скорее всё же они проявляли себя самым крайним образом как в хорошем, так и в плохом.

Капитан Дрюжон де Больё из 8-го шволежерского полка не мог идти дальше и пристроился на обочине, думая дождаться смерти, но проезжавший мимо всадник из его полка, сохранивший коня, остановился, дал капитану кусок хлеба и посадил на свою лошадь. Сержант Ирриберигойен, кадровый военный из Прованса, служивший в 1-м (польском) полку шволежеров-улан гвардии, оказался вдвоем с также отставшим от полка лейтенантом. Этот офицер повернулся к нему и признался, что идти больше не в силах. «Вы поступайте, как хотите, друг мой, а мне п – ц, – заключил он. – Тяжко проделать весь путь сюда из Москвы, дойти до Вильны и сдохнуть здесь… Но я не могу ступить и шагу».

Сержант пытался уговорить офицера продолжить двигаться, но тот уперся. В тот момент на дороге показались сани. Сержант издал возглас радости, но когда сани поравнялись с ними, лейтенант узнал возницу: солдата из своей роты, которого четырежды наказывал за нарушение субординации и мародерство, приказывал бичевать его и даже грозил расстрелом. Сани остановились и возница слез с них, пригласил сержанта сесть, а сам подошел к лейтенанту. Постояв немного, он расхохотался, ударил его наотмашь, потом запихал на сани и покрыл меховой шкурой. «Вы наказывали меня за мелкий грабеж, – проговорил он, отъезжая, – но теперь должны признать, что оное дело иногда бывает полезным, ведь в этот самый момент вас не очень заботит тот факт, что я стянул сани с отличной упряжкой, каковая и вынесет нас из этой проклятой страны»{946}.

Но вот другой случай. Капитан Луи-Никола Плана де ла Фай и его начальник, генерал Ларибуасьер, как-то вечером набрели на избу, в которой решили остановиться. Там они нашли двух голландских конскриптов, гревшихся у огня, и выгнали их, несмотря на все просьбы сжалиться над ним одного из них, мальчишки лет шестнадцати-семнадцати. Они слышали, как он скулил за стеной, когда засыпали, а утром нашли его замерзшим{947}. В некоторых случаях люди утрачивали способность отличать хорошее от дурного.

Бельгийский солдат-гвардеец наткнулся на офицера, лежавшего в санях, которые слуга бросил, прихватив лошадь. «Завернутый в большой меховой плащ, с обмороженными руками и ногами, он просил меня убить его, ибо был уверен, что не протянет долго в своем положении, – писал воин. – Я уже взвел курок ружья, чтобы оказать ему услугу, о которой он меня просил, но тут мне пришло в голову, что он умрет и без меня. Я оставил его там, но прошел довольно далеко прежде, чем перестал слышать мольбы убить его»{948}.

В Ковно хватало снабжения, и этот город, безусловно, годился для обороны, поскольку был обнесен земляными укреплениями. Но Мюрат и не подумал останавливаться там, а поспешил в направлении Кёнигсберга. Организованные части получили кое-какую провизию, а бегущие толпы, наводнившие Ковно 12 декабря и на следующий день, не годились для защиты чего бы то ни было. Большинство таких людей помчались прямо на склады, где хватали и пожирали все попадавшееся под руку, не дожидаясь даже, когда выпекут хлеб или раздадут съестное упорядоченным образом. Они наткнулись на большие запасы спиртного, в результате чего запылали стычки между пьяными французскими и немецкими солдатами. Множество людей принялись топить скорбь в вине. Между тем алкоголь, который сначала согревает, в итоге, фактически снижает температуру тела, крепко подвел их. Тысячи замерзли насмерть там, где упали, не выпуская из рук бутылок, или пристроились и задремали при входе в тот или иной дом где-нибудь на крыльце или у ворот.

Достигнув Ковно с поредевшим арьергардом, составленным с бору по сосенке из множества частей, Ней занял оборонительные позиции за городом, чтобы позволить пройти на ту сторону как можно большему количеству отставших от своих частей солдат, запастись снабжением и перебраться через Неман. Дело шло медленно, ибо, хотя река как следует замерзла и переходить ее можно было где угодно, все стремились на мост, а давка и скученность вызывала обычные стычки и гибель людей.