1812 год

Надо было быть безумным, чтобы взять на себя в таких условиях руководство военными действиями, представлявшими такую трудную задачу, как кампания 1812 г. Русская армия насчитывала 180 000 человек по самой высокой оценке, неприятельская же по самому скромному подсчету равнялась 350 000 человек, причем вождем ее был Наполеон.

Таким образом, Пфулю следовало бы либо совершенно отговорить императора от мысли о верховном командовании, либо потребовать совершенно другой подготовки и организации. Ни того ни другого он не сделал, а поступал, как поступают лунатики, о которых рассказывают, что они бродят опасными путями по коньку крыш, пока не будут разбужены и не рухнут с высоты.

В то самое время, когда русская армия на границе не превышала 180 000 человек, утверждали, что император платит жалованье из расчета армий в 600 000 человек; автор этой книги считал это утверждение насмешливым преувеличением, хотя он его слышал из уст высокопоставленного лица, а между тем это была сущая правда.

Распределение русских сил, имевшихся действительно в наличности, было приблизительно следующее:

Сюда не вошли казаки. Если прибавить и эту крупную массу (впрочем, численность казаков в составе западной армии к началу войны не превышала 10 000 человек, а в течение кампании никогда не превосходила 20 000 человек), а также и армию денщиков и других нестроевых и принять во внимание многочисленные злоупотребления, которые в русской армии являлись наполовину узаконенными, а также размеры расхождения между фактической наличностью и списочным составом, то станет понятным, каким образом число 420 000 имеющихся налицо людей в армии могло возрасти до тех 600 000, содержание которых приходилось оплачивать.

Готовясь к войне с Францией, русские усилили свою армию в предыдущем году лишь незначительно, тем более они едва ли могли бы ее значительно увеличить во время войны.

Приблизительно можно считать, что к моменту начала войны подкреплений было 80 000 человек. Они влились в запасные части и образовали те силы, которые присоединились к армии частью на Двине и Днепре, а частью впоследствии в Смоленске и Калуге. Не считая ополчения, дополнение действующей армии в течение всей войны, вероятно, не превышало 100 000 человек.

Итак, в результате этих подсчетов мы приходам к следующим заключениям:

Во-первых, русская армия должна была состоять из 600 000 человек и, вероятно, без чрезмерного напряжения не могла бы достигнуть большей численности.

Во-вторых, в 1812 г. из этого числа в действительности налицо было приблизительно 400 000 человек регулярных войск.

В-третьих, из этих 400 000 человек в первое время удалось противопоставить французам только 180 000 человек.

Такое дробление вооруженных сил наблюдается повсюду; для примера вспомним, что в 1806 г. Пруссия, содержавшая армию в 250 000 человек, в первый момент имела возможность противопоставить французам в Тюрингии не более 100 000 человек. Хотя мероприятия Пруссии в 1806 г. и России в 1812 г. могли бы быть более удачными, все же не мешает сохранить в памяти главные итоги этих войн, чтобы при случае не слишком переоценивать силы своего противника.

В данном случае Россия несколько запоздала со своими приготовлениями к войне, а мир с Турцией был заключен на несколько месяцев позже, чем было бы желательно. Двумя месяцами позднее Россия могла бы выступить с лишними 150 000, что почти удвоило бы ее силы.

Поэтому император и генерал Пфуль пришли к совершенно правильному заключению, что подлинное сопротивление можно будет оказать лишь позднее, в глубине страны, ибо на границе силы были недостаточны. В соответствии с этим генерал Пфуль выдвинул мысль добровольно отнести военные действия на значительное расстояние внутрь России, таким путем приблизиться к своим подкреплениям, выиграть некоторое время, ослабить противника, принудив его выделить ряд отрядов и получить возможность, когда военные действия распространятся на большом пространстве, стратегически атаковать его с флангов и с тыла. На императора эта мысль произвела сильное впечатление, так как она опиралась на пример кампании Веллингтона 1811 г. в Португалии.

Рассуждая отвлеченно, можно думать, что идеи Пфуля в русской кампании 1812 г. получили полное осуществление. Однако в действительности это не так. Очень большое значение на войне имеет масштаб. То, что очень важно для пространства в 100 миль (миля равна 7,5 километра), может оказаться совершенно иллюзорным на пространстве 30 миль. Нельзя даже сказать, чтобы идея Пфуля послужила той моделью, по которой впоследствии в действительности проводилась кампания в грандиозных размерах; на самом деле, как мы в дальнейшем увидим, кампания развернулась сама собой, а идея Пфуля тем менее может рассматриваться как руководящая мысль, хотя она и сама по себе явилась ложной. Этот план Пфуля, однако, послужил случайным поводом к тому обороту, который приняла кампания, в чем мы убедимся из дальнейшего.