По-видимому, Фюзиль всё же лукавила. Все иные свидетельства (Пейрюсса, Боссе, Домерга) говорят, что император на этих спектаклях в доме Познякова ни разу не присутствовал. Боссе нашёл для Наполеона «развлечение, более подходящее его вкусам» (Боссе). «Среди иностранцев, проживающих уже несколько лет в Москве, которые избегли несчастья, принесённого нашествием и пожаром, — писал префект двора, — я открыл превосходного певца, синьора Тарквинио (signer Tarquinio), который уже несколько лет как имел громадное имя в Италии, где он выступал в операх известного Крешентини; он жил в Москве уже два года и давал уроки пения прелестным москвичкам. Г-жа Бюрсе указала мне великолепного аккомпаниатора г-на Мартиньи, сына Винченцо Мартиньи, знаменитого композитора, автора ’’Cosarara”, TArbore di Diana” и др. Эти два таланта вместе дали мне возможность доставить некоторое развлечение Наполеону среди его тяжёлых трудов»[910]
.Как мы уже отметили, Наполеон, организовав театр в Москве, стремился тем самым создать впечатление (у своей армии, у русских и у Европы), что намерен обосноваться в Москве надолго. 1 октября пасынок Наполеона вице-король Италии, командир 4-го армейского корпуса Богарнэ отписал жене: «Император собирается доставить актёров из Парижа; от меня он потребовал певцов из Милана…»[911]
«Обсуждается вопрос о приезде актёров из Парижа; так что похоже, что обоснуемся в Москве», — написал 3 октября Пейрюсс[912]. Богарнэ был более осведомлён и проницателен, чем Пейрюсс. «Есть серьёзная надежда, — сообщал 9 октября Богарнэ жене, — что дела устроятся этой зимой. Мы многое делаем для того, чтобы остаться… Таким образом, не пугайся, когда узнаешь, что приедут актёры, чтобы дать спектакли, и т. д.,Спектакли в позняковском театре шли вплоть до самого выступления Наполеона из Москвы. Хотя в городе ещё оставался гарнизон Мортье, а император продолжал заявлять о готовности возвратиться в Москву в любой момент, французским актёрам стало ясно, что надо уезжать. Все боялись, и не без оснований, мести со стороны русских. Но и отъезд вместе с отступавшей французской армией обернулся для многих из них гибелью. Известна судьба некоторых из них. Так, актриса мадам Вертель (Verteuil) покинула Москву с двумя детьми и беременная третьим. Один ребёнок потерялся в суматохе возле Вязьмы, другой умер в дороге от истощения. Сама она была убита штыком часового при попытке пройти в Смоленск (был отдан приказ не пускать в город отставших солдат и гражданских лиц). Перед смертью она выкинула плод[914]
.Фюзиль, преодолев тяжелейшие препятствия, приняв в декабре 1812 г. в Вильно смерть сына маршала Ф.Ж. Лефевра, спася от верной гибели маленького чужого ребёнка, всё же смогла добраться до Франции[915]
.Жена Домерга, покинув Москву с маленьким ребёнком, претерпела многие несчастья, тяжело заболела и лишилась рассудка. Ей удалось выжить. В 1815 г. в Вильно её отыскал муж.
Руководительница труппы Аврора Бюрсе выказала во время отступления, как пишет её брат, весь «свой поэтический энтузиазм». Когда фургон, в котором она ехала, начали по приказу императора жечь, она бросилась к солдатам, умоляя их вытащить из огня рукопись её пьесы. «Рукопись в жёлтой обёртке… прекрасный почерк… мой брат, пленник Ростопчина, переписывал её..!»[916]
Занятной оказалась судьба кастрата Тарквинио, услаждавшего слух императора. Он попал в руки казаков. Но «приятность лица, серебристый голос и округлость форм» заставили их принять его за переодетую женщину. Между казаками началась драка за обладание столь сладостным трофеем. Победитель усадил Тарквинио на лошадь и с любезностями препроводил его до Вильно. Здесь одна из французских актрис и увидела его, окружённого «попечением и уважением башкир». Домерг уверяет, что «каждый вечер на дороге или на биваках Тарквинио услаждал своим мелодическим пением досуг казаков, которые иногда присоединяли грубые свои голоса к великолепному сопрано…»[917]