Напомним ход событий. Великая армия увидела Москву в полдень 14 сентября[922]
1812 г. Вид на русскую столицу, неожиданно открывшийся солдатам Наполеона с Поклонной горы, был настолько ошеломляющим, что это сочли необходимым описать десятки, если не сотни, участников похода. Склонные к чтению классической литературы, сравнивали свои ощущения с теми, которые переполняли (согласно Т. Тассо) армию крестоносцев Готфрида Бульонского, когда она увидела Иерусалим (су-лейтенант Ц. Ложье и др.), иные просто повествовали о чувстве эйфории, их охватившем (бригадный генерал Ф.П. Сегюр, капитан Э. Лабом и др.). Но практически во всех свидетельствах, особенно записанных по свежим впечатлениям, ощущается одно и то же: солдаты готовы были увидеть сказочный восточный город — и они его увидели. «Этот необъятный город представил нашим взорам волшебную картину, — записал в своем дневнике 15 сентября Пейрюсс, — тысячи золоченых и закругленных колоколен, горевших под лучами солнца, походили издалека на светящиеся шары. Река Москва текла меж плодородных полей. Я стоял на вершине под названием поклонная гора. Религия почитает эту столицу царей священной, и московит, достигший этой вершины, повергается на землю при виде этой древней столицы Российской империи и осеняет себя крестом»[923]. «С холма, откуда Москва развернулась перед нашим изумленным взором, — записал в дневнике 21 сентября Фантэн дез Одоард, — эта столица как будто отправила нас в фантастические детские видения об арабах, вышедших из тысячи и одной ночи. Мы были внезапно перенесены в Азию, так как [то, что мы видели,] уже не было нашей архитектурой… В отличие от устремленности к облакам колоколен наших городов Европы, здесь тысячи минаретов были закруглеными, одни зелеными, другие ярких цветов, блестевшие под лучами солнца и похожие на множество светящихся шаров, разбросанных и плывущих по необъятному городу; ослепленные блеском этой картины, наши сердца подскочили от гордости, радости и надежды. Что за удовольствия и наслаждения таит в себе эта великолепная Москва!»[924] Впечатления Наполеона от вида русской столицы были столь же сильными, как и у его солдат. «Он остановился в восторге, и у него вырвалось восклицание радости», — отметил Сегюр[925]. К сожалению для нас, первое письмо Марии-Луизе из Москвы Наполеон напишет только 16 сентября, вся же остальная корреспонденция за 14 и 15 сентября будет носить исключительно деловой характер. Представлялась ли Москва Наполеону в тот первый день, 14 сентября, одним из городов Востока, о которых он читал в юности у Тассо, а затем видел в Египте и Сирии, или нет, — определенно сказать уже невозможно. Но то, что Москва не походила ни на один западноевропейский город, и отличалась неимоверно большим количеством церквей, Наполеон хорошо знал и ранее[926].