1812 год - трагедия Беларуси

Военный министр ответил, что ему безразлично, крестьянские или вольнонаемные экипажи. Он даже согласился заменять крестьянские повозки наемными экипажами по мере их поступления. Но при этом подчеркнул:

«…крестьянские ли или вольнонаёмные повозки и лошади войдут в состав армейского подвижного магазейна, казна не более заплатит за них и не обязывает давать другого содержания, кроме того, что в предварительных правилах определено. Все прочие издержки остаются на обязанности дворянства» (16)

.

Надежды шляхты хоть немного сократить свои убытки оказались напрасными.

Уничтожение собранных запасов

К началу военных действий российским властям, за счет жестокой эксплуатации ресурсов пограничных губерний, в основном удалось решить проблему с созданием запасов питания и фуража в местах дислокации 1-й и 2-й Западных армий. В городах на этой территории было запасено 774.080 четвертей овса (2 млн 380.141 л), 625.855 четвертей муки (1 млн 924.379 л) и 58.446 четвертей круп (179.710 л)[51].

Поставка подвод в подвижный магазин, а также волов и водки были выполнены лишь частично. Это объясняется не столько большим расстоянием отдельных уездов от мест сбора, сколько саботажем помещиков.

Между тем 12 (24) июня начались военные действия. Обеим армиям (1-й и 2-й) с самых первых дней войны пришлось отступать на восток, где склады провианта и фуража еще не были сформированы. А из-за отсутствия гужевого транспорта российское военное командование не могло эвакуировать все пищевые и фуражные запасы. Поэтому ему пришлось срочно решать две противоположные задачи: с одной стороны, как можно скорей формировать новые провиантские базы по Западной Двине и Днепру, а с другой — уничтожать невывезенные запасы в Белостокской области, Гродненской, Виленской и Минской губерниях.

Вот строки из секретного письма атамана Войска Донского Матвея Платова генералу Багратиону от 16 июня:

«Я не щитаю нужным извиняться с вами нащот истребления запасов продовольствия, ибо Ваше высокопревосходительство, как о сем, так и о уничтожении способов к транспортированию запасов, имеете, конечно повеление, и без сумнения, по тракту отступления вашего и вправо и влево, по возможности, воспользуетесь угнать и увезти с собою, а другое истребить» (17).

Например, в селе Червлёном были оставлены баржи с казенным провиантом. Атаман приказал их частично разгрузить: речные судна отправил назад, а то, что выгрузили на берег, сжечь. Таким же образом поступали другие арьергардные части[52]. Однако поспешность отступления, а также противодействие местного населения не позволили русской военщине полностью уничтожить эти запасы, которые достались французам.

Впрочем, это далеко не вся правда. Как известно, приоритет в области воровства в российских вооруженных силах всегда принадлежал интендантам. Поэтому приказ об уничтожении запасных магазинов вызвал тихую, но искреннюю радость среди этой категории хищников. Как писал в своих мемуарах генерал А.П. Ермолов, во многих местах горели магазины, в которых не было ни одной четверти овса и ни одного пуда сена. Тем самым удалось скрыть масштабы колоссальных злоупотреблений…

Вследствие утраты всех запасных магазинов, выдвинутых к границе, российская армия на протяжении всего времени войны содержалась исключительно населением тех губерний, где шли боевые действия. А это естественным образом вело к мародерству и грабежу населения собственной страны. Царь Александр писал Барклаю де Толли 6(18) июля, через две недели после начала войны:

«Я обогнал много бродяг, отставших от войны на целый переход, в самом отвратительном виде».

Император потребовал «прекратить эти беспорядки». В ответ на требование монарха Барклай де Толли приказал расстреливать мародеров либо подозреваемых в мародерстве, хотя сам не верил в действенность таких мер. Разумеется, грабежи не прекратились. Войска грабили и на всем пути отступления от Вильни до Москвы, и на всем пути наступления от Тарутино до Вильни. Не грабить солдаты просто не могли, так как им нечего было есть. Не меньше, чем солдаты, грабили офицеры. Генерал Ермолов, который был начальником штаба 1-й Западной армии, впоследствии упомянул немало таких случаев, очевидцем которых был он сам.

В Витебской губернии даже централизованная заготовка провианта и фуража после начала войны превратилась в открытый грабеж. Концентрация всей 1-й армии в Дриссенском лагере, а затем движение ее к Витебску и далее к Смоленску сопровождалось такими реквизициями, каких не знала ни одна другая губерния. Например, в одном только Люцинском уезде у населения отобрали по военным требованиям» 20 тысяч лошадей! (18). В Дриссенском уезде российское командование заставило почти всех крестьян-мужчин заниматься перевозками и всякого рода работами для нужд армии. Подводы с хлебными запасами отдельные воинские части перехватывали на подходах к ней. Часто военные отбирали у населения лошадей просто ради наживы. Например, в предписании военного губернатора Римского-Корсакова некоему майору Подушкину от 2 (14) июля сказано: