1812. Обрученные грозой

Афанасьич более не задавал ей вопросов, замолчал, и Докки была ему за это благодарна. Она не сомневалась, что он знает о ее чувствах к Палевскому — угадал их еще в Вильне, получил им подтверждение в Залужном, когда она так тяжело переживала разлуку с графом, а сегодня в них окончательно убедился. Мрачный вид слуги, его задумчивость и непривычно беспокойное выражение глаз — все указывало на то, что он понимает ее страдания и сам мучается из-за невозможности взять на себя хотя бы часть ее боли или облегчить ее.

Напрасно она всматривалась в проезжающих по дороге всадников, каждый раз надеясь, что один из них окажется Палевским. Он так и не появился ни на пути следования корпуса, ни когда сопровождающие их офицеры свернули влево на дорогу, ведущую к мосту. Докки то и дело будто невзначай оглядывалась, но в конце концов была вынуждена смириться с тем, что граф уже не появится.

На закате они добрались до переправы, где увидели лишь останки недавно сожженного моста. Матвеев в замешательстве посмотрел на обуглившиеся опоры и вытащил из планшета карту.

— Следующий мост выше по течению, примерно в десяти верстах отсюда, — он задумался, изучая по карте дороги, туда ведущие.

Докки похлопала по шее измученную Дольку.

— Наши лошади не смогут сегодня пройти еще десять верст, — тихо сказала она Афанасьичу, встревоженная неожиданным препятствием на пути. Здесь, в безлюдье, она чувствовала себя крайне неуверенно.

«Все было бы по-другому, будь рядом Палевский, — затосковала Докки. — Он-то всегда придумает выход из любого, даже самого неприятного и опасного положения. Такой сильный, такой надежный…»

— Посмотрим, — хмуро ответил Афанасьич. — Не дойдут — остановимся где по дороге. Французы вроде далече остались.

Докки представила себе, как они ночуют на сырой земле в лесу, и ей стало совсем не по себе.

— Придумаем что-нибудь, — Афанасьич обернулся на дорогу, по которой они приехали.

— Считай, дела все наши разрешены, — вдруг сказал он и кивнул назад.

Докки повернула голову и увидела всадников, во весь опор скачущих в их сторону. Среди них — она не сразу поверила своим глазам — был Палевский. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди, она даже не пыталась сдерживать радость.

— О, это он! — прошептала Докки, генерал махнул рукой своей свите, офицеры придержали лошадей, а он поспешил к ней.

— Не гадала уж вас увидеть, — сказала Докки, чуть задохнувшись от переполнившего ее ощущения счастья.

— Ежели я говорю, что постараюсь, то я очень стараюсь, — взгляд его лучился улыбкой.

— Не мог же я расстаться с вами, не попрощавшись как следует, — тихо добавил он, так выразительно посмотрев на ее губы, будто собирался поцеловать ее, как тогда, в роще.

Докки часто вспоминала тот их единственный поцелуй, не раз мечтала вновь оказаться в его объятиях и почувствовать его губы на своих губах, и теперь внутри у нее все задрожало при мысли, что он хочет того же. Она вспыхнула и невольно оглянулась на Афанасьича, который усердно рассматривал останки моста. Палевский же, внимательно за ней наблюдающий, довольно хмыкнул, сжал и отпустил ее руку и посмотрел на реку.

— Балбесы, — беззлобно, но с некой досадой в голосе сказал он. — Должны были сохранить часть мостов для армейских надобностей, а сожгли почти все. Особенно отличился один из флигель-адъютантов государя, которому было поручено в случае необходимости истребить переправы. Пылая усердием, он поспешил исполнить задание, умудрившись сжечь не только мосты, но и провиантские магазины во всей округе, тогда как французов здесь еще не было и близко. Интересно, где государь находит этих остолопов?

— Вероятно, ему нравится окружать себя усердными исполнителями, — смеясь, предположила Докки, которую уже не страшило ни отсутствие моста, ни прочие затруднения. Рядом с ней находился Палевский, и все остальное было уже неважно.

— И красноречивыми, — добавил он. — Поскольку, убежден, каждому своему поступку они умеют придать красивую наружность и доказать, что все, ими сделанное, имело все основания быть сделанным именно так, а никак иначе.

Палевский развернул свою лошадь и жестом пригласил Докки ехать с ним.

— Тут недалеко до квартиры, которую для меня обустроили, — сказал он. — Барская усадьба, оставленная владельцами. Не все успели вывезти, так что можно будет переночевать с некоторыми удобствами. Вы еле держитесь, устали, — в голосе его прозвучала нежность, которая растрогала Докки и придала ей сил.

Она действительно с трудом сидела на лошади — как ни любила верховую езду, выдержать целый день в седле было непросто. И могла только удивляться, как Палевский столь легко переносит этот напряженный поход, всюду успевает, носится взад и вперед и даже не выглядит усталым. Она же была голодна, у нее болела спина и затекали ноги, хотя все это казалось неважным по сравнению с радостью, которую она испытывала, находясь в его обществе.