1812. Великий год России<br />(Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года)

Учитывая состояние Главной армии, Кутузов в рапортах Государю от 13, 14 и 21 декабря настойчиво предлагал дать ей отдых «до двух недель», «ибо, если продолжить дальнейшее наступательное движение, подвергнется она в непродолжительном времени совершенному уничтожению» (20. Ч. 2. С. 495, 502, 582). Отсюда некоторые историки, включая Е.В. Тарле, уже делали вывод о том, что Кутузов будто бы имел целью «выгнать Наполеона из России и — ни шагу далее» (32. Т. 7. С. 709). Главной же опорой для такого вывода служили прямые свидетельства столь разных людей, как недруг Кутузова английский комиссар при его штабе генерал Р. Вильсон и доброжелатель фельдмаршала государственный секретарь Российской империи адмирал А.С. Шишков — оба они ссылались на свои разговоры с Кутузовым (Там же. С. 678, 729–730). Просто отбрасывать их свидетельства, как это делали Л.Г. Бескровный и П.А. Жилин, нет оснований. Но в главном советские военные историки правы: Кутузов против заграничного похода русских войск официально не возражал.

Фельдмаршал мог, конечно, в частных разговорах с Шишковым и особенно с Вильсоном поворчать о тяготах и ненадобности для России заграничного похода, тем более что непрестанное понукание со стороны Англии, готовой, как тогда говорили, «биться с Наполеоном до последней капли крови… русского солдата», раздражало его. Он даже самому Александру I будто бы сказал при встрече с ним в Вильно: «Ваш обет исполнен, ни одного вооруженного неприятеля не осталось на русской земле. Теперь остается исполнить и вторую половину обета: положить оружие»[1221]. Сказал, но не настаивал на сказанном. «Когда он, — говорил Кутузов Шишкову о Государе, — доказательств моих оспорить не может, то обнимет меня и поцелует; тут я заплачу и соглашусь с ним»[1222]. Более того, преследовать врага за Неманом Кутузов планировал еще до прихода французов в Вильно (20. Ч. 2. С. 455, 495–496). Его декабрьские рапорты Царю предусматривали необходимый отдых только для Главной армии, тогда как менее изнуренным войскам Чичагова и Витгенштейна, а также казакам Платова предписывалось безостановочно «следовать за неприятелем до самой Вислы» (Там же. С. 499, 503, 582).

23 декабря в 5 часов пополудни в Вильно прибыл Александр I. Кутузов встречал его у дворцового подъезда во главе почетного караула от лейб-гвардии Семеновского полка, «в парадной форме со строевым рапортом в руке». Император «прижал к сердцу фельдмаршала», принял от него рапорт и вместе с ним, «рука об руку», вошел во дворец. Уединившись с Кутузовым в своем кабинете, Александр I вел с ним разговор без свидетелей, а по выходе Михаила Илларионовича из царского кабинета обергофмаршал граф Н.А. Толстой «поднес ему на серебряном блюде орден Св. Георгия 1-й степени»[1223]. Поскольку Кутузов уже имел к тому времени Георгия 2 — 4-й степеней, он стал первым в России полным Георгиевским кавалером (после него таковыми становились еще три генерал-фельдмаршала: М.Б. Барклай де Толли в 1813 г., И.И. Дибич и И.Ф. Паскевич в 1829 г.).

По впечатлениям графини С. Шуазель-Гуффье, Кутузов в те дни «казалось, изнемогал под бременем оказанных ему почестей и отличий, которые со всех сторон сыпались на него»[1224]. Среди прочего фельдмаршал получил портрет Александра I, украшенный бриллиантами, и золотую шпагу с алмазами, «гирляндой лавра из изумруда» и тоже с бриллиантами ценою 25 тыс. руб. (Михаил Илларионович при этом заметил, что «драгоценные камни слишком малы»)[1225]. Жене своей, Екатерине Ильиничне, светлейший князь Смоленский, не дожидаясь царских наград, приготовил в подарок необычный трофей — «великолепный министерский портфель из черного сукна с золотой вышивкой, представлявшей с одной стороны французский герб, с другой — шифр Наполеона»[1226].