Читаем 1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов полностью

Полулегендарные и диковинные казаки, о которых западные обыватели много слышали, но мало что знали наверное, превратившись в символ всего русского, стали удобным пропагандистским инструментом. Образ казака - варвара, вора, насильника и пожирателя детей - всячески внедрялся в сознание населения Франции практически на протяжении всей военной кампании. Казаки играли роль жупела: ими пугали своих соотечественников французские пропагандисты, ими пугали французов и сами союзники.

При этом семантика «казака» весьма ситуативна. С одной стороны, французы, кажется, прекрасно понимают, кто такие казаки. Еще Бернардин де Сен-Пьер в своих заметках о России написал, что «русский народ состоит из смешения разнородных наций, проживающих от окраин Азии до Финского залива. Еще недавно это было множество небольших орд, живших независимо и разбойничавших. В Москве около двадцати тысяч фамилий бывших князьков - глав народов, которых христианская религия сблизила и подчинила. <...>

Я знаю ливонцев, финнов, казаков, запорожцев, калмык, бухарских татар и, собственно говоря, русских»[1643]. Эме Леруа, характеризуя в 1815 г. оккупацию округи его родного Авена прусскими частями, писал: «Пандуры, калмыки, казаки - все покажутся обходительными и любезными после пруссаков»[1644]. Не то чтобы автор был особенно высокого мнения о казаках, но мы видим, что он, по крайней мере, их легко отличает от калмыков. Отличает казаков от других народов и другой современник - военный историк Жан Гер-Дюмолар: в 1814 г. на Лион двинулась легкая кавалерия, в составе которой были «казаки, велиты, венгры, черногорцы...»[1645] Мемуаристы хоть и смешивали социальное и этническое, все же отличали казаков от венгерских или прусских частей легкой кавалерии. Дарденн даже отличал регулярных казаков от иррегулярных.

С другой стороны, термин «казаки» иногда используется как собирательный. По крайней мере, именно так следует из появившегося в 1814 г. анонимного издания переведенной с русского «военной песни». Это издание сопровождается заметкой о «различных племенах (курсив мой. - А. Г.), из которых состоят нерегулярные русские войска, известные под именем казаков»[1646]. Под «казаком» мог пониматься и действительно русский казак, а могли этот термин использовать как синоним русской легкой кавалерии, не отличая гусара от казака, а казака от калмыка[1647]. Могли использовать термин «казак» как синоним вообще легкой кавалерии союзников или как синоним охотников за чужим добром, не отличая пруссаков от русских, а фламандских дезертиров от освобожденных испанских военнопленных.

Под «казаками» могли понимать вообще войска антифранцузской коалиции. Мемуаристы любят описывать, как в той или иной деревне/городе их заставляли вздрагивать крики местных жителей: «Казаки, казаки!» Но очень мало кто из этих мемуаристов потом уточняет, а казаки ли это были? Жако, который увидел казаков еще девятилетним мальчиком, в своих мемуарах отмечает, что, когда вторжение началось, все «только и говорили о казаках, под которыми понимали все войска коалиции, двинувшиеся на Францию»[1648]. Роялист Гэн-Монтаньяк в своем «Дневнике» описывает случай, как по дороге в Шони ему пришлось остановиться в одной деревне. Внезапно местные жители начали кричать: «Казаки, казаки!». Действительно, признается автор дневника, «в скором времени прибыла легкая кавалерия, но это был прусский ландвер». В другом месте он же упомянул, что как-то в Париже ему довелось встретиться с пассажирами только что прибывшего из Нуайона дилижанса. Это были две дамы и несколько мужчин: «Из их разговора мы поняли, что казаки (так они называли всех иностранных солдат) (курсив мой. - А. Г.) встали лагерем перед Нуайоном и осуществляют ежедневные реквизиции»[1649].

Таким образом, оккупация и интервенция в сознании французов в целом прочно ассоциируется с «казаками», а казаки - со всяческими тяготами и лишениями этого периода. В исторической памяти поколений французов при попустительстве историков эта ассоциативная связь лишь укрепится, вытесняя нюансы или альтернативные оценки поведения казаков, встречающиеся в источниках. Этот преимущественно негативный образ казака времен интервенции 1814 года будет на уровне обыденного сознания временами экстраполироваться на вообще «русских».

Научное издание

Эпоха 1812 года

Гладышев Андрей Владимирович

1814 год:

«Варвары Севера» имеют честь

приветствовать французов

Ведущий редактор Я. А. Волынчик

Редактор Я. Я. Дунаева

Художественный редактор А. К. Сорокин

Технический редактор М. М. Ветрова

Выпускающий редактор Я Я Доломанова

Компьютерная верстка Т. Т. Богданова

Корректор Т. Г. Суворова

ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 03.07.2019.

Формат 60x90/16. Печать офсетная. Усл.-печ. л. 25,5.

Тираж 1000 экз. Заказ 5421

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии