1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов

В другой прокламации от 10 марта, которая начинается словами «Французы, вас призывают к восстанию», Шварценберг предупреждает: если французы хотят избавиться от оккупации (понятно, что ситуация в оккупированных департаментах, вынужденных кормить войска союзников, была весьма сложной), то они должны заставить свое правительство заключить предлагаемый союзниками мир. Принять или не принять предложения Европы о мире зависит только от французского правительства. Союзники вовсе не хотят захватывать Францию, но они хотят мира, который бы установил как у них, так и в самой Франции прочное спокойствие. Французам обещалась национальная независимость: «...ни вы, ни ваши дети больше не будут проливать кровь за чуждые вам интересы». Только после заключения мира иностранные армии покинут территорию Франции. Если же французы поддадутся на уговоры правительства и продолжат сопротивление, это обернется против них[206].

Эта прокламация - ответ на призыв французского генерала Алликса от 6 марта ко всеобщему восстанию. Другим ответом на этот призыв стал приказ Шварценберга из Труа от того же числа.

По этому приказу всякий гражданский, который будет задержан с оружием в руках, должен был быть приравнен к военнопленному и отправлен «в отдаленные провинции одного из союзных государств». Тот же, кто убьет или ранит солдата союзников, будет в 24 часа предан военно-полевому суду. Всякая коммуна, в которой будут бить в набат, чтобы поднять народ на сопротивление союзникам, будет сожжена[207]. Вводилась коллективная ответственность: если коммуна как-то связана с убийцей, то она выплачивает контрибуцию: коммуны в 20 тыс. жителей платит 500 000 франков контрибуции, от 10 до 20 тыс. жителей - 300 000 франков, от 5 до 10 тыс. - 200 000 франков, от 1,5 до 5 тыс. - 100 000 франков, менее 1,5 - в пропорции, аналогичной их средствам. Командирам отрядов разрешалось брать заложников из наиболее видных горожан. Оказавшие массовое сопротивление коммуны подлежали разграблению и сожжению. Те, кто будет замечен в распространении воззваний Алликса, будут приравнены к шпионам и расстреляны[208].

Прокламации издавались от имени суверенов, командующих армиями, командующих корпусами. Командирам летучих отрядов предписывалось лишь распространять эти декларации, и излишняя инициатива в этом отношении пресекалась. Так, командир летучего отряда Ф. Гейсмар, который был назначен служить под началом командующего всеми саксонскими войсками герцога Карла Августа Саксен-Веймарского, принялся распространять прокламации, которые содержали прямой призыв в пользу Бурбонов: «...Людовик XVIII, ваш соотечественник, ваш законный король, прибыл на континент. Уже тысячи его сторонников объединились вокруг него. Поторопитесь последовать этому прекрасному примеру. Не мешкайте, чтобы сменить иностранного тирана на отца, рожденного среди вас»[209]. Но распространение по указанию герцога Саксен- Веймарского пробурбоновских прокламаций вызвало резкий окрик со стороны Александра I. Содержание прокламаций через начальника штаба 3-го корпуса герцога Саксен-Веймарского барона Л. Вольцогена было доведено до сведения князя П.М. Волконского, начальника главного штаба Александра I, обязанностью которого было, в частности, доведение до сведения генералов «Высочайших повелений», а через него - и до русского императора. Со стороны последнего последовало довольно строгое порицание. Волконский писал 5 марта герцогу Саксен-Веймарскому, что Александр I «очень недоволен поведением полковника Гейсмара», который издает прокламации и вступил в связь с «авантюристом Фришаром» (написание его фамилии варьировалось). Со слов начальника штаба, Александр I полагал, что не дело офицера заниматься политическими делами и настаивал на прекращении издания и распространения всяких прокламаций[210].

Вопрос о том, какой эффект на население Франции имели эти прокламации, потребует специального исследования состояния «общественного духа», но что определенный эффект был, признавали и сами современники, и историки. Многие французские провинциальные чиновники отказались от идеи сопротивления наступающим частям союзников, боясь мести и репрессий с их стороны. Как вспоминал П. Беро, вступлению союзников в Лангр и Шомон предшествовали успокаивающие прокламации, в которых утверждалось, что союзники не злопамятны и намерены добиться у населения расположения в свою пользу. Поэтому их ждали и их встречали как друзей и освободителей от деспотизма[211].