1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов

К 6 вечера 1 февраля те части, которые проходили здесь накануне вечером и в этот день утром, вернулись: около 900 чел. Объявлено было, что на постой встанут в те же дома, где ночевали до этого, а наутро раздадут соответствующие «постойные билеты». Именно в этот вечер произошел самый печальный инцидент: два казака изнасиловали супругу певчего местной церкви, пока он распевал свои псалмы[574]. Ф. Руйе в этой связи прокомментировал: до этого казаки не переступали привычных для поведения победителей границ[575]. А сам Делагюпьер довольно бесстрастно констатирует: «Много девушек было оказачено (cosaquees): половина добровольно, половина силой. Представляется, что через девять месяцев мы будем иметь маленьких казачков»[576]. В своих записях автор дневника еще несколько раз мельком затронет тему взаимоотношения полов в условиях интервенции, но больше его волновала тема реквизиций...

Делагюпьер отмечает, что 2 февраля после оглашения декларации о миролюбивых намерениях союзников в Тоннер прибыл в сопровождении трех драгун русский полковник - «адъютант Александра I», который рассказал последние новости о сражении при Бриенне и стычках при Керизье и Вильнёв-Ляршевеке[577]. В полдень часть гарнизона отправилась на Шаурс: в городе места всем не хватало, на постой ставили по 20 и даже 30 человек, а некоторые спали прямо на улице. Но главной новостью дня было оглашение приказа о реквизициях. В этой связи Делагюпьер упомянул, что в доме у мадам Шамблен союзники устроили свою штаб-квартиру, и ей пришлось сильно потратиться на дрова и уголь, не говоря уже о питании постояльцев: у нее столовалось 25 офицеров и 45 солдат, а аппетиты у этих господ были «чрезмерны»[578].

Ф. Руйе не преминул дать здесь комментарий и пустился в не всегда логически связанные рассуждения о «прожорливости» союзников. Хотя очевидно, что у Делагюпьера речь идет о штаб-квартире австрийской дивизии, Ф. Руйе не к месту притягивает «казаков»: «Это правда, казаки - большие едоки». И тут же приводит документ, датированный 27 апреля 1814 г., т. е. составленный почти через 3 месяца после описываемых автором дневника событий. Речь в документе за подписью полковника графа де Ла Липпа идет о рационе солдат, расквартированных в Тоннере. Рацион же был таков: полвосьмого утра - суп, полбутылки вина и кусок хлеба; на обед в полдень - мясной суп, ливр мяса, овощи, бутылка вина; на ужин в 7 вечера - суп, лепешка и полбутылки вина. При чем тут «казаки-едоки» да и в целом «прожорливость» союзников - остается загадкой. Вместо разъяснения Ф. Руйе сообщает, что в соответствии с приказом графа де Ла Липпа те жители, которые не обеспечат вышеназванным провиантом своих постояльцев, будут подвергнуты экзекуции[579].

Делагюпьер 5 февраля уже выказывает некоторое беспокойство: разнообразные реквизиции продолжаются: «...если противник задержится у нас на месяц, то у нас ничего не останется». Вот один из австрийских генералов, отправляясь на Шаурс, попросил мэрию предоставить ему в качестве подарка кварту хорошего вина. Вино было послано вслед за ним, но это было вино урожая 1812г.: французы не хотели слишком баловать австрийских генералов[580].

Вообще картина оккупированного Тоннера у Делагюпьера красочнее, чем у его публикатора и комментатора Ф. Руйе. Делагюпьер представляет разнообразную палитру эмоций: здесь и испуг горожан в связи с известиями о возвращении войск союзников, и почти ирония над самыми «хладнокровными», которые при приближении противника все же предпочли провести ночь в холодном лесу, и сожаления автора относительно низких моральных качеств его соседей.

К вечеру 4 февраля прибыл эскорт казаков, конвоировавший плененных в Осерре конскриптов, а в Осоне - испанских ветеранов. С ними шли также четверо пленных национальных гвардейцев во главе со своим капитаном. Но во время предыдущей ночевки в Сен-Флорентене этот капитан отправился ночевать к своему двоюродному брату, а наутро скрылся: брату пришлось отправляться в Тоннер в качестве пленного[581]. Делагюпьер сетует, что кто-то «не услышал», как обижали по соседству девушку, кто-то проигнорировал, как от 18 до 20 казаков пытались взломать двери дома сбежавшего сборщика налогов, а кто-то, как дочь мирового судьи мадмуазель Марье, занялся спекуляциями овсом[582].