В приказе Александра I от 6 января говорилось: «Воины! мужество и храбрость ваша привели вас от Оки на Рейн. Они ведут нас далее: мы переходим за оный, вступаем в пределы той земли, с которою ведем кровопролитную, жестокую войну. Мы уже спасли, прославили отечество свое, возвратили Европе свободу ея и независимость. Остается увенчать подвиг сей желаемым миром. Да водворится на всем шаре земном спокойствие и тишина! Да будет каждое царство под единою собственного правительства своего властию и законами благополучно! Да процветают в каждой земле, ко всеобщему благоденствию народов вера, язык, науки, художества и торговля! Сие есть намерение наше, а не продолжение брани и разорения. Неприятели, вступая в средину царства нашего, нанесли нам много зла, но и претерпели за оное страшную казнь. Гнев божий поразил их. Не уподобимся им: человеколюбивому богу не может быть угодно бесчеловечие и зверство. Забудем дела их, понесем к ним не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку. Слава Россиянина низвергать ополченного врага, и по исторжении из рук его оружия благодетельствовать ему и мирным его собратьям»[193]
. Александр I апеллирует к основам православной веры: «…любите враги ваша, и ненавидящим вас творите добро». Он призывает к кротости, великодушию, христианскому благочестию, сохранению доброго имени и славы «мужественного и добронравного народа», но одновременно (как это было и в конце обращения Барклая де Толли) напоминает о «строгим мерах», к которым прибегнут командиры по отношению к непослушным[194].Этот приказ будет распространяться во Франции наравне с декларациями и прокламациями союзников[195]
.Для сравнения отметим, что другие сюзерены и командующие могли быть гораздо менее внимательны к чувствам французов и не слишком сдерживаться в своих речах и прокламациях.
24 декабря 1813 г. король Пруссии Фридрих-Вильгельм III во Франкфурте на Майне также подписал прокламацию «К моей армии». Но в этой прокламации не было призывов к миролюбию, прощению и т. п. Король сообщал, что он уже утвердил новую награду — железный крест — для тех, кто отличится в наступающей кампании. Также из пушечного металла, что захвачен у врага, решено отчеканить медаль с надписью «1813 год». С цветами плакетки пока еще он не определился, но за этим дело не станет. В завершение выражалась надежда, что 1814 год будет годом завершения «нашей благородной борьбы», чему, кстати, будет посвящена еще одна медаль[196]
.Довольно прямолинеен был и прусский командующий Силезской армией Г.Л. Блюхер. В своей прокламации от 1 января жителям левобережного Рейна он не слишком озаботился об умеренности оборотов речи. Сначала заявлялось, что Силезская армия пересекла Рейн в целях установления мира и независимости наций, поэтому «все жители городов и деревень могут спокойно оставаться в своих домах, а работники на своих постах продолжать выполнять свои обязанности». Но далее следовало грозное предупреждение: все коммуникации с правительством Наполеона следовало прекратить. Те же, кто нарушит этот приказ, будут признаны виновными в измене, предстанут перед военным судом и наказаны смертью[197]
.Вслед за приказом Александра I от 6 января последовал приказ Шварценберга от 8 января из Монбейяра о порядке и дисциплине в армии. В связи со вступлением союзнических войск на территорию Франции Шварценберг обращает внимание командующих дивизиями, что те должны напомнить командирам полков, батальонов, отрядов о необходимости поддержания порядка, соблюдения дисциплины и хорошего поведения солдат по отношению к местным жителям и чтобы не требовали ничего сверх установленных армейских тарифов. В приказе Шварценберга обращалось внимание, что вопросы дисциплины и порядка непременно акцентируются в декларациях и обращениях суверенов к французскому народу. Поэтому поведение солдат союзников должно подтвердить гарантии и заверения, данные суверенами, что война ведется не с французами, а только ради прочного мира. И современники, и потомки должны быть восхищены не только храбростью, но и отличной дисциплиной солдат. Всякое ее нарушение будет караться со всей строгостью военного времени[198]
.Но в заключение, как это было и в прокламации Блюхера, заявлялось, что всякий француз, захваченный с оружием, предстанет перед военным трибуналом и будет приговорен к смерти. Равно все города и деревни, в которых союзники встретят сопротивление со стороны местных жителей, будут преданы огню[199]
.