14 декабря министр внутренних дел пишет Лавьёвилю, что территорию департамента покидают женщины и дети, население вывозит имущество, поэтому префект должен успокоить общественное мнение и помешать этому исходу[393]
. Префект 20 декабря отвечал, что все его усилия в этом направлении оказались непродуктивны из-за публикаций в парижских газетах, в которых описывались всевозможные эксцессы, произошедшие в Германии по вине союзнических войск. Лавьёвилю казалось вполне естественным желание слабого пола оказаться подальше от солдатской брутальности. Вместе с тем, как отмечал префект, все функционеры за редким исключением еще остались на своих постах, они были полны решимости доказать свою верность императору и до крайней возможности выполнять свой долг[394].Лавьёвиль полагал, что для улучшения состояния духа приунывших эльзасцев необходимо предпринять диктуемые обстоятельствами меры против нескольких «хулителей», которые будоражат умы. Ему оптимистично казалось, что несколько проявлений строгости остановит зло в самом начале. 20 декабря он разослал мэрам соответствующий циркуляр, в котором с революционной риторикой и логикой предлагал принять меры против этих «подлых ремесленников беспорядка, которые твердят о близости врага, чтобы посеять страх в слабых душах». По его мнению, нужно было призвать истинных «друзей родины», собственников и «заклеймить тех, кто пытается разорвать священные узы социального порядка, чтобы организовать грабежи». Поэтому мэры должны были сигнализировать супрефектам обо всех «врагах государства», которые распространяют плохие новости и призывают не выполнять реквизиции, не платить налоги, не соблюдать законы. Такие люди должны быть арестованы и осуждены, а нерешительность мэров будет рассматриваться как сообщничество[395]
.Однако и сам Лавьёвиль готовился к худшему. 21 декабря он приказал генеральному казначею и генеральному сборщику налогов департамента вместе со всеми деньгами и бумагами отбыть из Кольмара в Сен-Дье. Туда же префект отправил и свою жену. Порох с фабрик Кольмара надо было переправить в Неф-Бризах и Шлеттштадт[396]
. 21 декабря Лавьёвиль писал маршалу Виктору, что население прирейнских коммун в целях самосохранения намеревается переехать в глубь страны. В своем послании он сообщал о местных жителях: «Они потеряли всю энергию для защиты». Префект квалифицировал ситуацию как критическую и настаивал, что необходимо незамедлительно направить к ним регулярные полки, чтобы вернуть доверие[397]. После окружения войсками союзников крепостей Юненг и Неф-Бризах, при угрозе захвата Кольмара, маршал Виктор, прочитав выше упоминавшееся письмо Лавьёвилля, 22 декабря утром приказал Э.Ж.Б. Мийо[398] с V корпусом кавалерии выдвинуться на Кольмар, чтобы парировать действия противника. В тот же день 3500 кавалеристов Мийо перебрались из Дрюзенхейма в Герстхейм. На следующий день они выступят на Кольмар[399].Но аналогичное чувство, близкое к панике, испытывало население не только Кольмара, но и других прирейнских городов. Комендант Шлеттштадта[400]
Ш.Ф. Швейсгут[401] 22 декабря писал генералу Ш.-Ф. Дебюро: «У всех от страха урчало в животе. Все говорили, что враг недалеко, хотя никто его не видел»[402], о казаках говорили, как утверждал А. Шюке, только с ужасом: а ведь эти маленькие люди в овчинных тулупах, подпоясанные красным кушаком, вооруженные длинной пикой с железным наконечником, украшенные коричневой перевязью, вскоре появятся и на улицах Кольмара[403].В письме министру внутренних дел от 19 декабря 1813 г. Лавьёвиль констатирует: «недовольство стало всеобщим»[404]
. Но одного слова «недовольство» недостаточно, чтобы охарактеризовать состояние умов. В опубликованных Лебером воспоминаниях говорилось, что с 20 декабря дорога на Мюнстер (или Мюнште)[405] была покрыта экипажами: население предпочитало отправить своих жен, детей и наиболее ценные вещи в долину. «Я ехал впереди этого грустного конвоя, — писал мемуарист, — слыша от плачущих детей и женщин тревожные новости. Те же предосторожности приняли и в Мюнстере, жители которого хотели где-нибудь укрыться»[406]. И вот уже Лавьёвиль пишет вечером 21 декабря министру внутренних дел, что, видимо, и для него уже настал момент покинуть департамент[407].В Кольмаре началась эвакуация. Обоз с порохом отправлен в Бельфор, 22 декабря содержавшиеся в Кольмаре под стражей арестанты отправлены в Нанси, департаментская рота выступила по дороге на Боном, комендант департамента Людо и командующий жандармерий полковник Кретен отправились в сопровождении 50 драгун в Страсбург. На Шлеттштадт был направлен майор 22-го драгунского полка с магазинами и невзнузданными лошадьми[408]
.