1855-16-08

Погибшие и умершие от ран в этот день нижние чины, не удостоились того, чтобы их отпевали в храме, обряд проводил прямо на кладбище дежурный полковой священник. Но земля в которую хоронили офицеров, солдат и матросов была одна.

--------------------------------------------------------

*) При написании использована речь, произнесенная 5-го февраля 1857 года протоиереем С. Шкуропатским при поминовении воинов, павших под стенами Евпатории.

* * *

Смерть прапорщика, закрывшего его от вражеской пули, тяжело подействовала на Нахимова. Павел Степанович, после гибели Владимира Александровича, стал поистине душой обороны города. Постоянно чувствуя свою мнимую вину в событиях, приведших к осаде Севастополя, потоплению флота, он просто физически ощущал, как все туже захлестывается удавка траншей осаждающих на обороне. Нахимов в глубине души уже не верил, что удастся выполнить завет Корнилова. Специально ходил по самым опасным местам, совершенно не пригибаясь под штуцерными пулями. Даже проверку вновь прибывшим устраивал, бывая с ними на бастионах. Целью таких прогулок было не только выяснить, насколько храбр офицер и как он держится под огнем, но и то, что вражеская пуля снимет с него ответственность за грядущую сдачу Севастополя.

С прибытием буквально посланных богом солдат вооруженных и обученных совсем в другие времена, надежда отстоять город вновь вспыхнула в груди Нахимова. И вот такой печальный итог его собственной неосторожности. Ведь предупреждал его Ларионов, что стоять на открытых местах вообще опасно, а уж тем более опасно, имея на плечах золотые эполеты. Расплатился за его ошибку мальчик прапорщик. Смерть на войне обычное дело, а умной она не бывает. Павел Степанович всегда считал, что офицер должен быть всегда готов к смерти, он сам выбрал свой путь и если требуется, должен не пожалеть головы. Но вот гибель прапорщика была ненужной, потому как не требовалось личным примером воодушевить людей.

Ощущая свою вину за случившееся, Нахимов решил переговорить с оставшимся в Севастополе за Ларионова капитаном Михайловым. На краткое совещание были приглашены также и командиры одиннадцатого и шестнадцатого стрелковых батальонов.

- Господа, я хочу спросить вас, как можно-с сделать, чтобы вражеские стрелки-с, столь досаждающие нам ежедневными обстрелами, прекратили-с наконец свои экзерциции.

Немного подумав, командиры стрелков, высказали мысль, что лежать в засадах поджидая дичь, их люди, конечно, могут, но вот после выстрела, придется штуцер заряжать, а это сделать так, чтобы неприятель не заметил таких телодвижений - затруднительно. Не говоря уже об облаке порохового дыма.

Все воззрились на Михайлова. Николай Маврикиевич, предварительно высморкавшись, сказал:

- Ваше высокопревосходительство, решение у этого вопроса есть. Командиром девятой роты в моем батальоне служит поручик Белькович. Лучшего стрелка я за свою жизнь не видел, да и солдат своих он обучил так, что любо-дорого. Отберем охотников, человек пятнадцать двадцать, распределим их по всем бастионам и с божьей помощью приструним супостатов.

- За последнее время-с, вражеские артиллеристы получили несколько уроков, стрелять по нам конечно стреляют-с, но как-то неуверенно, долго их пальба-с не длится. А вот штуцерные, те просто бывает-с житья не дают. Пользуются канальи, что на каждый выстрел не будешь снарядом отвечать. Когда ваши люди приступят-с?

Сейчас поставлю задачу, Ваше высокопревосходительство, за ночь норы подготовят, с утра и начнут, - доложил капитан и опять высморкался.

- Вот и славно!

* * *

Поручик Ян Белькович, из мелкопоместных белорусских дворян, несмотря на свое непривычное имя, которым он был обязан матери польке, был истинно православным христианином. Искренняя вера в Бога, одной из заповедей которого была 'Не убий', ничуть не помешала ему во время японской войны. Поступив вольноопределяющимся в восемьдесят шестой Вильманстрадский полк, он попал на Дальневосточный театр через полгода, за время войны был награжден двумя георгиевскими крестами. После боев на Шахе произведен в прапорщики.

Имея некоторую занудливость в характере, после окончания войны, для прохождения курса наук, поступил в Виленское юнкерское училище, куда были допущены подпоручики и прапорщики, произведенные в эти чины за боевые отличия по обстоятельствам военного времени.

Окончив училище, не захотел остаться в армии и сразу уволился в отставку. С началом войны, был призван и направлен в ополченческую дивизию. С полком успел побывать на фронте, где открыл в себе непреодолимую тягу к стрельбе. Стрельбе точной, спокойной, без суеты.

Никто особенно подпоручика* стрелять не учил, но большой любитель охоты, умение маскироваться на местности он получил еще в мирное время, а точность в стрельбе у Бельковича была природная.