Среди зуавов стоял Мордхе. Он смотрел, как приближаются русские, шеренга за шеренгой, и обстреливают лес из пушек. Ядра взрывались, полыхали красным огнем. Мордхе считал — раз, два, три, четыре, потом перестал считать. Грохот орудий заглушал ружейные залпы и застилал глаза дымом.
Врага больше не было видно. В густом дыму загорались огоньки. Они трещали и проносились мимо с тонким свистом. Приходилось постоянно нагибаться, словно уклоняясь от летящих камней.
Справа и слева вражеский огонь стал сильнее. Зуавы двинулись вперед, туда, где клубился дым, и начали стрелять по огонькам. Вержбицкий вышел на середину просеки с криком:
— Держите ружья ниже, еще ниже, ближе к земле!
— Не расходуйте попусту патроны!
— Цельтесь ближе!
— Ближе!
— Ура!
Вержбицкий, согнувшись, словно пытаясь что-то разглядеть в дыму, устремился в сторону врага. Он шел, наставив ружье и ожидая, пока русские откроют огонь. Поравнявшись с Мордхе, он вдруг отпрянул назад, будто его задела пуля, и сказал:
— Плохо дело, Алтер!
— Что случилось?
— Что делать без ружья?
Ствол ружья Вержбицкого погнулся от вражеской пули. Подбежал высокий мазур. Полы его мундира были заткнуты за пояс, чтобы было легче бежать. Красная феска была залихватски сдвинута на ухо, гордо торчал курносый нос. Вдруг он схватился за живот, загородил Вержбицкому дорогу и рухнул на землю. Ружье упало рядом.
Вержбицкий подскочил к мазуру, поднял его ружье и с виноватым видом, будто что-то украл, посмотрел на Мордхе. Пройдя несколько шагов, он застонал:
— Что с тобой? — спросил Мордхе.
Он показал Мордхе простреленную правую руку и, весь бледный, замер на месте.
— Сильно болит?
— Я не могу сдвинуться с места.
— Ну так стой.
— Но ты иди, Алтер, иди!
Мордхе отстал, шеренги солдат двигались одна за другой. Солнечные блики кружились перед глазами, подталкивая его вперед и шепча, что если он замешкается хоть на мгновение, то все потеряет. И Мордхе побежал. Страх гнал его прочь, будто своим бегством он еще мог спастись. Время от времени ему приходилось останавливаться: дороги были устланы мертвецами, некоторые раненые поднимали головы, стоны летели к голубому небу, по которому юное солнце расстилало свои лучи. А что здесь делает Комаровский?
Мордхе отдал честь.
— Алтер, беги в штаб и передай от имени Рошбрюна, чтобы немедленно высылали подмогу. У нас закончились резервы. Я уже отправил двух солдат, но пока никаких вестей. Видимо, не дошли. Иди, Алтер, и Бог тебе в помощь, иди ельником, так надежнее.
Пока граф говорил с Мордхе, тот решил пойти по короткой дороге. Он оглядел просеку, залитую солнцем, убедился, что в ней больше ста метров, и направился в клубы дыма от вражеских ружей.
Комаровский стоял и бранился, считая храбрость Мордхе безумием, и ждал, что в любую минуту его сразит вражеская пуля.
Мордхе шел с ружьем в руке. Он надеялся, что у врага закончились патроны и никто не станет в него стрелять. Противнику даже в голову не придет, что кто-то осмелится пройти там, где верная смерть.
Мордхе больше не слышал свиста пуль и стона раненых. Он шел и считал собственные шаги, сто, еще сто, он увидел сосновый лес, росший когда-то из белого песка, пропустил десяток шагов и начал считать снова. Он сам не знал, как долго идет и закончится ли когда-нибудь этот путь.
Увидев косиньеров, Мордхе зашагал быстрее. Только теперь он услышал, как пули пролетают мимо него, одна за другой. Трудно было понять, кто стреляет.
— Тебе повезло, что уцелел, — поприветствовал сержант Мордхе. — Что за идиот послал тебя по этой дороге? Видишь, как москаль поливает, а?
— Где штаб? — спросил Мордхе.
— Там, на холме!
Мордхе посмотрел туда, куда показывал сержант, ничего не разглядел и направился наверх. Он миновал людей, лошадей, телеги, добрался до верха холма и увидел штаб. Впереди стоял Лангевич, по обе стороны от него — Езиоранский и Валигурский, а сзади Винницкий с адъютантами.
Пули, как пчелы, жужжали над их головами, на какое-то время их заглушали пушки, но потом они снова начинали жужжать. Мордхе взглянул на грустное лицо диктатора.
О чем он думает, когда враг, намного превосходящий силами, окружает его армию, когда солдаты голодные, раздетые и без патронов, а защитник Польши перепугался до смерти?
Мордхе направился было к Лангевичу, хотел утешить его, сказать, что если тут же выслать зуавам подкрепление, то они отобьют русские пушки у казаков.
— Ты куда идешь? — преградил ему путь адъютант.
— К пану диктатору.
— Зачем?
— С поручением от полковника Рошбрюна.
— По поводу подкрепления?
— Да, пане адъютант.
— Скажи этому французу, что он совсем обнаглел!
— Если не придет подкрепление, нас всех перестреляют.
— Ничем не могу помочь!
— Что такое? — Подошел Бентковский и спросил Мордхе: — У тебя сообщение?
— Меня послал полковник Рошбрюн. У нас больше нет резерва. И если мы немедленно получим подкрепление, есть вероятность отбить у русских пушки…
— Верно. Солдат прав, — перебил Бентковский Мордхе и прислушался. — Зуавов почти не слышно, значит, наши теснят русских, хорошо, мы немедленно вышлем подкрепление.