18Х9

Развивать зрелищность волейбола, пропагандировать посещение матчей на стадионе, повышать рейтинги теле- и интернет-трансляций – это одно; вовлеченность людей в саму игру – совершенно другое. Хотя, конечно, эти два фактора взаимообусловлены. Но зрелищность всегда вторична; надо признаться, в волейбол интереснее играть, чем его смотреть. И здесь алгоритм такой: от игры и личного опыта – к просмотрам матчей и походам на стадион. А не наоборот. Да, волейбол красивая игра – но красота эта не должна быть крикливой. Да, это шоу, но оно должно быть в рамках разумного. Я не могу привести своего ребенка на игру в «Сибур Арену», потому что невозможно детскому слуху выдержать такие децибелы, да и взрослому тоже. И ведущий… Только мешает смотреть игру. Шоу не должно опускаться до низкого уровня, простого бездумного зрелища. Волейбол, как балет и театральная постановка, должен читаться изнутри. Должна быть культура смотрения. Волейбол – это мысль, созерцание. Надо воспитывать культуру болельщика, ее нельзя грубо копировать с других форматов массовых развлечений и игр. Волейбол – это другое.

Не будем прогибаться под мир. Пусть мир прогнется под нас.

* * *

Есть в жизни каждого человека моменты, которые делают его сильным, определяют его дальнейший жизненный путь. В эти периоды время сгущается, и происходящие события имеют вес тяжелых камней. Они давят тебя к земле, сжимают в точку, делают тесными границы – для того чтобы, видимо, научить дух вырываться за пределы твоего естества, в высоты безграничных возможностей. Жизнь сдавливает тебя в своих тисках. Обыденность и рутина втягивают надежды и мечты в себя, как в могилу, а ты карабкаешься и сопротивляешься – создаешь преграды событиям, посягающим на твою свободу и мечту. Возвращаться в эти тяжелые дни и по прошествии времени не хочется даже в памяти. Это груз того прошлого, которое нужно забыть, как страшный сон. Как бы ни были важны для тебя эти минуты – минуты испытания твоего духа на прочность, – больно возвращаться в мгновения, наполненные невероятным напряжением и тоской. И было бы невыносимо жить, если бы не свет и тепло, исходящие из замысла твоей цели, которую ты поставил перед собой и которая согревала тебя изнутри на протяжении этого пути. Свет от сверкающей мечты, как путеводная звезда, напитывал тебя верой и осознанием того, что за любым испытанием, за любой потерей, за разочарованием и неудачей стоит нечто важное, безусловное, непреходящее, настоящее – твое; когда твой дух предварял радостные встречи и счастливые минуты будущего. Благодаря этой интуиции и выживает человек в тяжелых испытаниях.

Питер своей непогодой зажигает в сердце огонь. В печали этого города, в дождевых проспектах, в его мокрой мгле скрыты духовная радость и свет. Он как старая почерневшая икона: кого-то отвернет от себя, отпугнет мрачным взглядом, а кого-то выпрямит силой внутреннего трепета и тепла, призовет к покаянию и духовному возрастанию. О Питер! И в твоем мраке, в твоих дождях, как в старых иконах, – все самое великое и непобежденное! Помнишь, на твоих улицах, где я промок до нитки и озяб, я впервые ощутил себя по-настоящему человеком? Ты все помнишь. Ты тогда своей грустью пробудил во мне светлую силу, согревшую сердце. Ты поднял мое падшее естество волевым жестом, как гранит Исаакия, в небо, к солнцу. К Богу.

Спасибо тебе, мой Петербург! Я никогда не забуду твою любовь и тепло, которыми ты одарил меня на своих промозглых улицах. Ты научил меня гореть – создавать пламя внутри своего сердца в любую непогоду. Я обращаюсь к тебе как к иконе, через рукотворный образ возвышая свою мысль к первообразу – Богу. Всечеловеческому Христу.

Но пусть эти испытания останутся в прошлом. Навсегда.

Тренировки в спортивной школе были для меня теми светлыми моментами в тогдашнем пребывании в Питере, ради которых хотелось жить и преодолевать все трудности, посылаемые Провидением. В спортивном зале я отдыхал, забывая о проблемах, в которые была погружена моя жизнь в то непростое время.

Я жил с семьей старшего брата в маленьком домике, который мы арендовали. Каждое утро, чтобы попасть в колледж к первой паре и не опоздать, мне приходилось вставать в полшестого и ехать на электричке в город. Как у Цоя, помните? «Электричка везет меня туда, куда я не хочу». Я не хотел туда ехать своим телом, но я рвался туда своим духом. Вечно нашей телесной природе приходится плестись за непоседливым крылатым духом, подчиняться его мечтам и стремлениям!

Привет всем тем, кто ездит или ездил и кому еще предстоит это делать – перемещать свое тело на утренних электричках на работу или на учебу. Это ведь целая жизнь!