18Х9

Зима. Ты выходишь с утра из теплого дома, прогретый сонным уютом постели. Этой энергии тебе хватает метров на пятьдесят пути. Северные ветра падки до человеческого тепла: они в мгновение расхватывают накопленный за ночь очаг и уносят невесть куда, к каким-то богам, которые собирают энергию людей для своих неведомых магических таинств. И ты идешь к этой электричке, обобранный ветром-вором, стараясь уснуть по дороге, чтобы проспать этот путь, забыться в дремоте и не ощущать прикосновений холодной одежды к телу. Теперь на перроне нужно угадать вагон потеплее, чтобы сесть в нем на среднее место деревянной скамьи и быть с обеих сторон прижатым соседями – твоими «коллегами» по перевозке своих тел на работу. И сорок минут молчать в этом полусонном сообществе, общаясь только знаками дыханий и сопений.

Но нет, наверное, такого взаимопонимания между людьми, как в этом утреннем молчании в пригородных электричках. Ни в каких содержательных беседах не достигается такое единство, как в этом молчаливом сидении впритирку на одной скамейке, в движении в одну сторону в одном вагоне, в один город, с одной целью – на работу. Работа – это бог, который вызывает к себе, как татарский хан русских князей для приношения дани. И человечество пять дней в неделю по сигналу этих скрипучих и противных будильников идет к тиранам-богам, принося свои жизни, время, любовь к их алтарю, для того чтобы взять взамен ярлык-разрешение – прописку на временное пребывание на этой планете. Тут больше, чем общение словами; тут разговаривают теплом своих тел и холодом своих судеб. Здесь объединяется человечество пустотой своих дремлющих мыслей.

В колледже я учился хорошо и с большим удовольствием. Это, возможно, во многом определялось отношением педагогов. На меня здесь смотрели по-новому, не так, как в сельской школе. Там я был запечатан, заштампован ярлыками бездельника и злостного хулигана. В таких условиях, даже если ты и захотел бы сделать что-то хорошее и сделал бы вдруг, тебе все равно вернут прежний статус и не дадут вылезти из ямы. Потому что так удобнее, так привыкли. Ведь в новом виде человека трудно принять, когда долго смотрел на него как на неудачника. Так и учителям в школе трудно переформатировать свое отношение к двоечнику: им становится словно неудобно видеть его в свете добрых поступков, приходится глушить голос совести, шепчущий о том, что они ошибались в своем отношении к этому ученику, что он вовсе не такой, каким его видят окружающие. Он лучше! Если ты вдруг хочешь измениться в среде, где представлен «нехорошим человеком», «неудачником», «злодеем и хулиганом», то в этом изменении ты изменишь и других людей. А они не хотят меняться и менять свое мнение о тебе. Им так удобнее. Привычнее. Спокойнее.