19 Длинная ночь (СИ)

- Подождите, - сказала она. - Как это все относится к вашему рабочему процессу?

- Я просто хотел сделать тебе удобнее, - сказал Мэнлиг, рыжеватый блондин с веснушками на носу и на руках. - Тебе предстоит припомнить день твоего ареста очень подробно.

- Мне кажется, что так это будет довольно долго, - сказала Полина. - Позвольте, я сама сделаю себе удобно.

Кулейн насторожился после этих слов и приготовился к сюрпризам, посмотрев на вдруг подобравшуюся, как перед прыжком, Хайшен. Вновь сосредоточившись на сознании допрашиваемой, он вдруг увидел, что она подняла голову и смотрит в потолок, дыша слегка замедленно, и полностью открыта, до самого дна души, как будто находится вообще одна в этой комнате и погружена в свои мысли. А перед ее глазами утренний тускловатый серый свет какого-то дня, давно прошедшего для нее, и в этом свете незамысловатым узором плетется песенка с очень простыми словами. "Не сойдутся никогда зимы долгие и лета, у них разные привычки и совсем несхожий вид, не случайны на земле две дороги, та и эта..." Затем Кулейн вдруг увидел, как нечто, происходящее с ним и прямо теперь, белесовато-розовые плитки на полу, падающий на них коммуникатор, у которого отлетает крышка и выпадает какая-то часть конструкции, и раскрытую женскую ладонь перед своими глазами. Он вздрогнул, увидев эту же ладонь, держащуюся за край стола напротив.

- Простите, мистрис, я не успел за вами. Давайте вернемся на несколько минут назад.

Она кивнула, не глядя на него. Кулейн тихо сказал аналитику Таллену:

- Начинай.

- Мистрис, какой день ты сейчас вспоминаешь? - послушно включился Таллен.

- Тот, о котором вы спрашивали, - сказала Полина, глядя в потолок.

Мэнлиг написал на доске то, что она подумала, но не сказала. - День моего ареста. День, когда меня пришли забрать, чтобы убить. - Помолчав, она назвала дату, - второе апреля этого года.

Таллен заносил записи с доски в журнал вместе с ответами Полины.

- Чего ты так боялась в это утро? - спросил Таллен.

- Того, что и случилось, - ответила Полина.

Предать друзей. Не выдержать давления. Потерять контроль. - записал Мэнлиг.

- Обыска и допроса, - договорила она

- Ты понимаешь, что мы слышим все, что ты не произносишь? - уточнил Кулейн.

Надеюсь, что слышите, а не додумываете, - вывел Мэнлиг мелком на доске.

- Я предполагаю, что это возможно, да, - согласилась Полина.

- Почему ты думала, что тебя убьют? - продолжил Таллен.

Других вариантов для политических противников не бывает. Особенно если есть интерес к их имуществу, - записал менталист.

- Потому что по нашим законам политическое сопротивление власти подавляется именно так, - ответила она.

- Почему не иначе? - спросил Кулейн.

- Репрессии красного террора, без которого не выжила бы страна. Репрессии двадцатых годов, без которых не было возможности налаживать производство. Репрессии и партийные чистки тридцатых. СМЕРШ. Игры разведок пятидесятых годов. Игры разведок времен холодной войны. - Записывая, Мэнлиг поморщился: ему было многовато информации и мало места на доске. Дейвин взял карандаши и начал чертить схему. - Потому что политический противник с деньгами или материальным благами в руках опаснее противника с оружием, - сказала Полина. - Им нельзя было оставить меня в живых. Наш рынок нужен был бюджету края.

- Ты считала законным все, что с тобой происходило? - уточнил Кулейн.

Десять часов допроса подряд с отказом в доступе к воде? Конечно, нет. Особенно на третий день и дальше, - написал Мэнлиг. Дейвин скрипнул зубами, надеясь, что не слишком мешает отряду работать. Хайшен неодобрительно покосилась на него.

- Это не было законно, - произнесла Полина. - Это было ожидаемо.

- Почему ты согласилась с этим? - спросил Таллен, макая перо в чернила.

Германия тридцатых, Италия и Испания... Япония времен второй мировой... Греко-турецкий конфликт на Кипре... Боснийская и Косовская войны, - написал менталист.