Я говорю правду, когда утверждаю, что именно в этот момент лопнул мой корсаж, обнажив священное тайное белье. В соответствии с установлениями самого Бригама женщина никогда не должна открывать это белье мужчине, даже собственному мужу. Элиза Сноу написала по этому поводу письмо женщинам Зайона: «Во время вступления в брачные отношения жена должна открыть щелку в ее священном тайном белье не более широкую, чем необходимо для того, чтобы позволить мужу войти. Ни в какое время не следует жене являться пред мужем менее одетой, чем тогда, когда она появляется на улице, и никогда не следует ей открывать ни глазам его, ни рукам то, что кроется за ее одеждой».
Пробыв в браке всего полдня, я уже успела нарушить установления собственного мужа.
— Отвернись, — потребовала я. — Пожалуйста, не смотри на меня!
Бригам был потрясен. Он извинился:
— Не понимаю, что произошло.
Он попытался, словно фиговым листком, прикрыть мне грудь порванной тканью.
— Отвернись же!
— Да-да, конечно.
Зверь убрался в свою берлогу, и Бригам сидел рядом со мной пристыженный и потухший.
— Надо мне отвезти тебя домой, — произнес он.
Он позвонил в звонок. Как я позже узнала, это был сигнал кучеру перестать кружить и направиться к месту назначения.
Когда мы подъехали к дому моей матери, Бригам сказал:
— Я пошлю туда моего человека, твоя мать выйдет к нам, и ты сможешь попросить ее принести тебе другое платье.
Он быстро вылез из кареты. Мне было слышно, как он разговаривает с кучером, который сразу же бросился бегом к передней двери дома. Я увидела маму на пороге, пытавшуюся разглядеть карету из-за плеча этого человека. Они недолго поговорили, и мама довольно нерешительно направилась к карете.
— Энн Элиза? — спросила она. — В чем дело?
Я объяснила ей, в чем мое затруднение.
— Понятно, — сказала мама. Она ушла в дом и вернулась со старым платьем. Войдя в карету, она увидела бархат, и лампы, и перламутровую отделку, и ее ужаснула эта роскошь. Помогая мне переодеться, она проговорила: — Ну вот, в этом ты сможешь с улицы дойти до двери дома.
Бригам постучал тростью в окно кареты:
— Ты уже готова?
Сквозь стекло я ответила:
— Сначала я хочу с тобой поговорить. — (Он взобрался в карету.) — Закрой дверь. — (Он повиновался и уселся на сиденье, явно пристыженный.) — Что такое в тебя вселилось? — резко спросила я.
— Прости. Я не мог справиться с собой. Я не хотел тебя встревожить, но ты сама не знаешь, как ты хороша.
— Благодарю, но ведь тебе не пятнадцать лет.
Я видела, как нарастает его гнев, как темнеет лицо, как назревает взрыв. Однако он сумел справиться со своей яростью, и краску словно смыло с его щек.
— Я не собираюсь тебя обижать.
— Поздно об этом говорить.
— В таком случае тебе придется меня простить. Это все, о чем я прошу.
Бригам Янг, Великий Человек Запада, выглядел как мальчишка, которого отругали. Он вышел из кареты и перешел улицу, остановившись под тополем. Пожилая пара, прогуливавшаяся перед сном, приветствовала его. Они были поражены, встретив Пророка на своей улице. Бригам тепло поговорил с ними, а они польстили ему, распространяясь о том, как прекрасна была его недавняя проповедь.
Мама помогла мне выйти из кареты, но я отказалась зайти в дом. Я стояла у калитки и ждала, пока вернется муж.
— Пойдем, — уговаривала она. — Идем домой.
Я не сразу поняла, что мой муж не станет прощаться со мной на улице. Он стоял с этой пожилой парой до тех пор, пока я не оказалась за закрытой дверью дома. Из дома я видела, как он заспешил к карете, припрыгивая на своих толстых, сужающихся книзу ногах. Кучер щелкнул вожжами. Лошади затопали, дернулись и рванули вперед. Карета сорвалась с места, прежде чем Бригам успел затянуть ногу внутрь. Из проема высунулась его рука и захлопнула дверцу. Вот так, в одиночестве, я провела свою свадебную ночь.
ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ЖЕНА
Глава семнадцатая
Мужа я не видела уже три недели, когда он вдруг приехал за мной, чтобы взять в новую поездку. Я попыталась занять его беседой, однако он, казалось, был погружен в свои мысли. Постепенно я начала осознавать, что он приехал вовсе не для того, чтобы занимать свою молодую жену разговорами. Как только карета выехала за пределы города, Бригам ожил и всем телом наклонился ко мне через сиденье. «О любовь моя», — простонал он, сбрасывая с себя зеленый плащ и издавая запах лимонных леденцов, чаша с которыми всегда стояла на столе у его секретаря.
Так состоялся наш брак.