19-я жена

Судья Элберт Хейган, бывший полковник армии конфедератов, [107]человек умудренный в юридических вопросах и юрисконсульт по горному праву, с женой, миссис Хейган, стали моими следующими постояльцами. Судья Хейган жил б ольшею частью в Калифорнии, но его экспертные познания в области горного права заставляли его приезжать в Солт-Лейк на длительное время. Он показался мне, во всяком случае поначалу, добрым человеком с легкими как пух волосами и осторожным ртом, прячущимся в пушистой белой бороде. Миссис Хейган была, на мой взгляд, самым подходящим существом для такого мужа. Она была широка во всех смыслах этого слова, включая изобильную грудь над щедрым сердцем. Характер их отношений стал для меня открытием. Судья Хейган не упускал малейшей возможности поблагодарить жену, похвалить ее ум, порадоваться ее присутствию. По десять раз в день он произносил: «Я самый счастливый человек на земле» — и опускал ладонь на мягкий зад жены.

Так, менее чем за неделю, мой дом совершенно преобразился. То, что все трое моих жильцов оказались Немормонами, было результатом совпадений и обстоятельств того времени, а вовсе не сознательным намерением с моей стороны.

Вечерами Судья Хейган с женой, а с ними и майор Понд любили собираться и беседовать у меня на террасе. Они приглашали друзей и знакомых, умных, живых мужчин — адвокатов, журналистов, историков и других знающих людей — Немормонов, — которые чаще всего приводили с собою своих ярких и живых жен. Эти женщины, многие из которых носили свободные (и запретные!) прически, так что волосы каскадом падали им на плечи, знали о каждом сюжете не меньше своих мужей. Почти каждый вечер за окном моей гостиной проводился семинар о разных идеях и о философии. «Есть у вас какие-либо соображения насчет модоков?» [108]— мог, бывало, спросить Судья Хейган, тем самым положив начало долгому обмену мнениями, согласиям и несогласиям. Участвовал каждый, включая и женщин, чьи высказывания по всем вопросам выслушивались с равным уважением.

Каждый вечер, работая на кухне, я прислушивалась к этим разговорам. Мытье посуды я всегда терпеть не могла, но особенно в эти вечера, когда плеск воды и звяканье столовых приборов заглушали какое-нибудь важное слово в беседе. Я стала часто подпирать оконную раму деревянным бруском, чтобы высказываемые идеи доносились в кухню более четко. Как мне хотелось присоединиться к моим постояльцам! Но я понимала, что мне этого делать нельзя. Однажды вечером Судья Хейган сказал:

— Чем более я узнаю о полигамии, тем больше презрения она у меня вызывает. Меня во многом восхищает Бригам, но в этом отношении ему надо бы вести себя поосторожнее. Всякий знает — бесконтрольный фитилек может весь дом спалить.

— Больше всего, — откликнулась миссис Хейган, — я думаю о детях.

— Интересно, — продолжал Судья Хейган, — кто-нибудь хоть раз встречал кого-нибудь из полигамной семьи — будь то мужчина или женщина, — кто чувствовал бы себя счастливым? Я хочу сказать — по-настоящему счастливым?

— А что, по вашему мнению, значит быть счастливым? — спросил майор Понд.

— Что, по его мнению, значит быть счастливым? — вмешалась миссис Хейган. — Это значит — быть счастливым. Счастливым: веселым, радостным, везучим, полным надежд. Счастливым!

— Я всего лишь спрашиваю, миссис Хейган. Я не выступаю в поддержку. Они, разумеется, верят в то, что таков их пропуск на Небеса. А если бы вы верили в это — я хочу сказать, если бы вы по-настоящему верили в это, то есть, я имею в виду, верили бы в это, как верите в то, что завтра взойдет солнце и небо будет голубое, — разве тогда вы не были бы счастливы, пусть даже несколько лишних жен причиняли бы вам некоторое неудобство или унижение в этой, теперешней жизни?

— У меня идея, — сказала миссис Хейган. — Давайте не будем заниматься праздными спекуляциями, когда у нас есть такой эксперт-свидетель, как миссис Янг.

Не прошло и нескольких секунд, как она уже появилась на кухне и упрашивала меня присоединиться к их беседе. Я объясняла ей про посуду и задержавшуюся в печи буханку хлеба, но миссис Хейган осталась непреклонна.

Помимо Судьи, его супруги и майора Понда, в тот вечер на террасе был еще преподобный мистер Страттон, методистский священник. Он был первым представителем чуждой религии, какого я когда-либо знала. На протяжении всей моей жизни Бригам, Апостолы, Епископы, Старейшины — каждый, кто по должности своей был обязан обладать знанием, — убеждали меня, что необходимо оберегать свой кошелек и самое себя, если я вдруг окажусь в окружении Немормонов. «Но преподобный, священник, проповедник, человек из духовенства (как и они сами) — это дьявол на нашей земле» — так меня предостерегали с самого детства.

И вот теперь преподобный Страттон поднимается с качалки, на которой сидел, чтобы пожать мне руку.

— Не примете ли вы участие в нашей беседе, миссис Янг?